— Значит, вы понимаете, о чем я?
— Когда я была маленькой, то слушала «Радио Юкона». Сержанта Престона. Одно из мест называлось Скэгвей. Холодно от одного названия. Я понимаю вас.
— В любом случае, думаю, забавно, что люди всегда предполагают, на что похожи их ощущения, вместо того чтобы просто-напросто чувствовать. У меня никогда не было брата. То есть у меня его нет, и сестры — тоже, я — единственный ребенок. Но однажды, когда мы с Милнером разговаривали, я поймал себя на мысли, что мы поладим, поймем друг друга, как братья. Мне очень нравилось так думать, у меня будто бы появлялся суррогат брата. Но, если бы я трезво оценил ситуацию, а не то, на что она была похожа, я бы, конечно, увидел ее корявость и нашу несовместимость. Это не брат, а червяк, задница, жулик и вшивый коп. Вы меня понимаете?
Фрэнсис Мак-Алистер кивнула:
— Отчасти. Вы — очень ответственный человек. Вам нужно определить меру и место собственной ответственности за случившееся. Не обвиняйте себя — вы достойны награды. Это важнее.
— За что? За то, что рухнул лицом вниз?
Она даже не улыбнулась.
— За неимоверные усилия, из-за которых в конце концов упали. У меня… у меня впереди — мучения, которые потребуют огромных усилий и выдержки. Я возьму с вас пример.
— Удачи.
— Спасибо.
— Тогда — до свидания.
— До свидания.
— Ньюмен слушает.
— Стив Федеричи, лейтенант.
— Привет, Стив. Я хочу отсюда смыться. У тебя что-то срочное?
— Я просто хотел сообщить, что родился ребенок.
— Отлично. Прими мои поздравления.
— Да. Спасибо. Роды длились семнадцать часов.
— Ух ты. Девочка, да? Как назвали?
— Знаешь, это забавно, лейтенант. Все время после анализа мы решали, как назвать. Думали, думали, да так и не придумали. Дженифер хочет назвать дочку Сарой. А я — Кэтрин, Кейт, для краткости.
— Можно дать совет, Стив?
— Конечно.
— Пусть лучше будет Сара.
— Ты так считаешь? Не знаю. Кейт Федеричи — мне вроде нравится. По-моему, неплохо звучит.
— Дженифер читает газеты? Знает о последних делах, да?
— Конечно.
— Назови лучше Сарой.
— Улавливаю твою мысль, лейтенант. Спасибо.
— Поздравляю, Стив. Наилучшего пожелания Дженифер и Саре.
— Хорошо. Пока.
— Пока.
— Ньюмен.
— Это Кейт Нейсмит беспокоит.
— Слушаю, мисс Нейсмит. У меня всего одна минута. Я пытаюсь отсюда выбраться. Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно. Я уже дома, в Хобокене. Странное чувство — осознавать, что Карен Оберн умерла из-за меня. Но я в порядке, думаю.
— Не вините себя.
— Это очень трудно, — она натянуто засмеялась. — Вообще-то, это легко. Легче всего обвинить во всем Чарльза Айвса. Когда-то мы любили друг друга.
— Да. Я знаю.
— Вы собираетесь уходить?
— Ничего. О’кей.
— Я тут прочитала книгу, с месяц назад, которая напомнила мне о Чарльзе. Я о нем думала каждый день целую неделю или даже больше. А потом пришла посылка с пленками.
— «Муж Дон»? — угадал Ньюмен.
— Как вы сказали?
— Книга называлась…
— Я слышала, что вы сказали. Однако каким образом вы догадались, что я говорю именно об этой книге?
— Милнер ее читал. И рассказал мне. Она напомнила ему об Айвсе.
— Милнер читал «Муж Дон»?
— Угу.
— Дейв Милнер?
Теперь засмеялся Ньюмен:
— Да. Плутишка Дейв Милнер.
Кейт тоже рассмеялась:
— Точно. Плутишка Дейв Милнер. Плутишка Дейв читал «Муж Дон». Не знаю, что мне делать — плакать или смеяться?
— Смейтесь, — посоветовал Ньюмен.
— Когда я позвонила Милнеру, хотела рассказать ему о кассетах, то он притворился, что не знает моего адреса. А сам хорошо знал. Правильно? Это он мне все звонил и давал отбой, потому что ждал моей же просьбы о помощи.
— Звучит немного замысловато, но правдоподобно, — прокомментировал Ньюмен.
— Я не успела переговорить с Фрэнсис Мак-Алистер, — продолжала Кейт, — из-за всех этих перетасовок. Но, по-моему, она догадывается, что мне известно содержание записей ее разговоров с Чарльзом. Ее… болезнь.
— Будет следствие и суд присяжных. Она собирается дать показания.
— Храбрая женщина.
— Да, точно.
— Меня вызовут?
— Вероятно. Придется уточнить кое-какие факты.
— Я должна буду рассказать о кассетах.
— Вас приведут к присяге.
— Больше всего меня беспокоит запись, которую Чарльз сделал без ее ведома. Тогда он сообщил, что знает о ее болезни.
— Я не слушал никаких записей. Естественно, кассеты ведь уничтожены.