Я взяла себя в руки и схватилась за пылесос. Наведение чистоты — это не моё. Это дракон, которого я никогда не одолею. Поэтому я всегда зачинаю уборку в минуты творческого дисбаланса — из двух зол выбираю самое крупное, и второе на его фоне уже не кажется таким стоглавым. Мергелевская пыль — это отдельный момент. Она мелка, тяжела, ибо цементна. Мебель в нашей квартире большую часть своей жизни проводит припорошенной. Венички и пуховочки — это пфе, влажная тряпка — единственное спасение.
Мне не хотелось идти на праздник, но я всё-таки выбралась из дома. Прошлась по Пензенской, накупила шариков (мелкие будут рады, лишь бы Кыся не добралась), послушала оркестр на набережной и пошла домой, хотя самое интересное планировалось в городе на вечер.
Стемнело, где-то далеко затрещали фейерверки. Через час в дверь позвонили. Я открыла, готовясь увидеть соседку Олю, которая нередко одаривала нас на праздники своей феноменальной выпечкой. Но на пороге стоял… Муратов. Весь какой-то расхлюстанный, с совершенно больными глазами.
— Подумал, а вдруг вы дома, — сказал он, поднимая на меня взгляд.
— Боже мой, Ренатик, заходи! Я дома! Никуда уже не собираюсь. А ты…?
— Я гулял. Я давно уже не гулял, так, чтоб на улице, среди людей. Хорошо. Весело, — сказал Ренат, проходя за мной в кабинет тяжёлой, усталой походкой. — Хочу с вами поговорить.
Он сел на диван.
— Чаю? С конфетами. Или чего-нибудь посытнее? Давай поужинаем вместе.
— Спасибо, но я ел… кажется. Можно нам поговорить?
— Конечно.
Я присела на стул напротив Муратова, разглядывая его исподтишка. Какой всё-таки красивый мужчина вырос из того шустрого, бесстрашного мальчишки, каким я знала его в университете! Красивый мужчина (не в том смысле, как на картинках в модных журналах и кино, а по-настоящему завораживающе-прекрасный), может вырасти из мальчика только в результате перенесённых страданий. Иначе грош цена этой красоте — за ней нет сопереживания и решимости, которые так красят мужчин.
Он сидел, положив руки на колени. В одной руке у него был телефон. Мобильный каждую минуту вспыхивал экраном и жужжал. Ренат отвлекался, поглядывая на экран больным взглядом, потом отключил телефон и обратился ко мне:
— Мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, выслушайте меня.
— Да, Ренатик, конечно. С мюзиклом много проблем, не так ли? Я всё понимаю, и…
— Я хочу поговорить не о мюзикле. Вы знаете, о чём. Вы меня так ни разу и не спросили. Я был этому рад. Но я… десять лет… десять лет ни с кем об этом не говорил. Даже с друзьями. Мне нужно… выговориться, иначе я взорвусь. Нужно поставить точку. Если нет конца, то не будет и начала. Песня есть такая.
Я глубоко вздохнула:
— Я буду рада, если ты мне расскажешь. Мне тоже… нужно это услышать.
[1] Импрессионизм, в переводе с французского языка означает — впечатление.
[2] Классным, прикольным. От английского sassy.
[3] Англ. Look — вид
[4] Вид кисти для макияжа
[5] Англ. Не спеши.
Глава 20
… Я немного покривила душой. Мне уже почти всё было известно из дневника Марины. Я так затрепала старую тетрадку, что от переплёта отделилась вздувшаяся обложка с осенними мотивами. Под ней оказались сложенные вдвое листы — та часть последних записей, что была выдрана с мясом. Я не понимаю, почему Марина решила их «изъять», почему всё же сохранила и вклеила под обложку. Они немного бессвязны, эти записи, написанные крупным неразборчивым почерком, я не всё сумела расшифровать. Но из них мне стало известно, что перед самым отъездом Марины друзья Рената искали Муратова, но так и не смогли найти. Я знаю, что с ним приключилось что-то нехорошее, болезнь или травма, из-за чего ему продлили сессию, но у меня в те дни как раз началась летняя практика… и личная жизнь. Я увидела его только осенью, но в те дни он был не очень общителен.
Я смутно помню то занятие, после которого один из одногруппников Марины отдал мне её дневник. Он сказал, что кто-то забыл тетрадь в аудитории, и положил мне её на стол. Кажется, его звали Сергей. Помню, я вышла за чем-то, а когда вернулась, он стоял у стола и протягивал мне яркую книжечку с осенними листьями. Я пролистала дневник и поняла, кому он принадлежит. Сразу после занятия у нас должна была проходить репетиция нескольких номеров мюзикла к концерту на День Открытых Дверей, но она сорвалась, потому что ни Михеевой, ни Муратова на ней не было. Я так и не отдала дневник Марине.
Я смотрела на Рената и раздумывала, стоит ли мне упоминать о дневнике. Всё зависело от того, что я готовилась услышать.