— Ох, Ренат, — вымолвила я.
Он улыбнулся одними глазами:
— Всё так быстро закончилось. Мой рассказ. Такой короткий рассказ. А я думал, всю ночь буду говорить. Действительно, легче стало. Я знаю, что у вас было к нам особое отношение в университете. Вы понимаете, почему я затеял этот мюзикл? Решил поверить в чудо, когда узнал о постановке вашей новеллы. Это было … как магический ритуал — восстановить настроение, чувства…
— Ты ждал… её?
— Я всегда представлял её в роли Изабеллы. Думал, она узнает, поймёт, что это не совпадение и… и придёт. Глупость, правда? Спустя столько лет на что-то надеяться.
— Ох, — повторила я, не зная, что сказать. — Если тебе… тяжело, давай свернём весь этот проект.
— Нет, — решительно сказал Ренат. — Мюзикл состоится. Теперь всё по-другому. Это был последний… акт моей личной драмы. Больше срывов не будет. Мы нашли отдельное помещение, ведём переговоры. Это будет вторая площадка «Твайлайта», «Твайлайт Стейдж». Проектом заинтересовались на городском уровне. Я просто пришёл сказать вам, чтобы вы не переживали. Я же вижу, что вы всё ещё переживаете. Я иногда… веду себя как дурак… Скажите, Влюблённый в пьесе и два его друга, умный и не очень, это я, Вадим и Артём?
— Да, — я смутилась.
— Я сразу понял. Очень похоже получилось… забавно.
Я шмыгнула носом от неловкости — не думала, что он догадается. В своих героях я действительно «слегка» вывела «мушкетёров». В пьесе нет намёка на предательство, но некоторые шалости вполне узнаваемы. Ренат всегда был очень сообразительным, я этого как-то не учла.
— Вы знали, что Вадим был влюблён в Марину? — ровным голосом спросил Ренат.
Конечно, я об этом знала! Из дневника.
— Э-э-э, — сказала я.
— Просто в пьесе это есть.
— Наверное, подсознательно… вылезло.
— Если бы я не подрался в тот день, наша жизнь, возможно, сложилась бы по-другому. Я не мог себя контролировать. Смеялся, когда она просила меня… забыть. Не мог… забыть. Я и сейчас не могу. Как напьюсь, начинаю его искать. Что-то копится, копится и закипает, понимаете? И тогда так было.
— Кто знает, как всё сложилось бы, — уклончиво произнесла я. И добавила: — Я видела тебя тогда, на балконе общежития. Это был уже пятый курс. Ты сидел и смотрел.
— Да, балкон, — взгляд Рената затуманился, он был уже где-то далеко. Вид у него был очень усталым. — Мне очень неловко вас просить об этом, но можно я у вас посплю… тут, на диванчике? Не уверен, что доберусь домой… утомился…
— Конечно, Ренатик, дорогой. Я тебе постелю.
— Спасибо. Вы очень много для меня делаете. Как вы все меня терпите?
— Вот как-то так, сами удивляемся, — проворчала я под нос, выходя за пледом.
Когда я вернулась, он уже спал. На животе, лицом на диванной подушке, свесив одну руку. Я укрыла его пледом, выключила свет. В темноте заметила, что возле руки Рената на полу лежит его большой золотистый телефон. Мобильный вспыхивал и жужжал, и Ренат каждый раз вздрагивал. Я подняла телефон с пола — вдруг наступит, когда проснётся. Мобильный как раз зажужжал, высветил сообщение: «уведомление о прочтении. 14/07/2013». Я отключила звук и положила телефон на тумбочку.
Борис приехал за ней ровно в три. Марина сидела на кухне, полностью готовая, и читала статью в «Кофе». Она прочитывала её, закрывала журнал, потом опять его открывала и начинала читать заново, с первых строк, в которых журналистка с каким-то раздражающим Марину фамильярным восторгом описывала внешность Рената. Когда Танников бросил в трубку короткое «Выходи», Марина ещё больше вознегодовала в душе: Борис прервал столь сладостную для неё муку, сеанс самоистязания.
Взгляд у Бориса, когда он её увидел, был очень говорящим. Он взял её за руку, отступил на шаг и с восхищением осмотрел с головы до ног. В этом было что-то… унизительное. Как будто Танников радовался собственной удачливости в выборе товара, тому, что за неказистой девчонкой в мешковатой футболке и с дурно крашеными волосами сумел разглядеть нечто, соотносимое с его высокими требованиями.