Город задумывается. На фоне его молчания я встречаю дочь и внука на вокзале, как примерная бабушка жарю пирожки и уговариваю Савву: «Ну потерпи еще недельку, пока вода прогреется». Но Город уже придумал. Похихикивая и играя солнечными лучами на лобовых стеклах проезжающих машин, он ловит меня у свежепрокрашенной «зебры», среди колясок и толп отдыхающих. Я отвечаю на один-единственный звонок и… вот оно, Норкин, Ренат и новая книга.
Поэтому сегодня часть меня шагает рядом с Саввой и поддакивает ему, а часть парит в воображаемом непознанном…
… На море я решилась окунуться всего один раз, а потом сидела на бамбуковом коврике, накрывшись полотенцем, и крепко держала Тимошу за ошейник. Наш пес — нервное и самоотверженное существо. На море он всегда всех «спасает», поэтому находится с ним в воде опасно: он лезет «утопающим» на плечи и отчаянно царапается.
Савва исчез под водой, и Тимоша принялся еле слышно поскуливать.
— Савва! — крикнула я, когда внук вынырнул. — Не ныряй так часто, Тимоша нервничает!
— Хорошо, бабушка! — булькнул внук и снова «погрузился».
«Бабушка» всегда звучит у него как «башка».
… Я взялась за поиски столь энергично, что пропустила звонок от дочери. Перезвонила, приплясывая от нетерпения. Лена сидела на больничном с мелкой и, как она сама выразилась, находилась на последней стадии нервного истощения: активная и изобретательная на шалости Аришка изнемогала от скуки, в трубку было слышно, как она планомерно громит детскую. Отвлеклась Арина только на то, чтобы шмыгая простуженным носом, изложить мрачному Савве, пропустившему из-за непогоды поход на пляж, очередную душераздирающую историю из детсадовской жизни. Кажется, у моей внучки ярко выраженный талант рассказчика. Аришка — очаровательный ребенок. Жду-не-дождусь, когда она выздоровеет, и Лена привезет ее к нам.
Новостей у нас было немного, поэтому разговор с дочерью закончился быстро. Савва неохотно, но без особого сопротивления, помог искать в квартире коробку с розочками на крышке и моими учебными заметками. Разумеется, отыскав ее, он тут же сунул нос внутрь. Я не успела выхватить лежащую на самом верху приметную книжечку с осенними листьями на обложке, и внук, зевая, принялся ее пролистывать. Замелькали странички, исписанные аккуратным круглым почерком синей ручкой с простенькими рисунками.
— Это что? Дневник? Девчачий? Мамин?
— Нет. Не мамин. Одной девочки, моей студентки. Она забыла его в аудитории после семинара. Это было давно. Почти десять лет назад.
— Ты его читать будешь? — допытывался Савва. — Разве можно так?
— Нельзя, — я вздохнула. — Но надо. Мне для работы нужно.
Савва закрыл книжечку, уложил ее обратно и решительно прикрыл коробку крышкой.
— Не читай. Верни. А то работа получится нечестная.
И мне пришлось-таки солгать:
— Хорошо. Ты прав, надо вернуть. Дай-ка мне его сюда.
Когда внук пошел гулять во двор, я села за стол и положила перед собой дневник Марины. Не знаю, сколько я просидела так, вперившись взглядом в осенние листья на вздувшейся пузырями обложке. Скрипнула дверь.
— Ты уверена?
Я подавила тяжелый вздох и честно ответила Валере:
— Нет. Но не могу сопротивляться. Это сильнее меня.
— Ты ведь уже читала его?
— Читала, тогда, десять лет назад, очень бегло. Поняв, кто владелец, пыталась вернуть дневник, но было уже поздно — я не смогла найти Марину. Кажется, именно тогда она уехала.
— Ты могла бы отдать ее Муратову… как его… Ренату.
— Личный дневник? Не знаю… зая, там всё тогда так завертелось. Ты ведь как раз в то время в моей жизни появился. Мне было не до чужих переживаний, своих хватало. Хотя…
Я потянулась к книжке, радуясь созревшему в голове плану:
— Еще не поздно. Прочитаю повнимательнее и выясню, что случилось. Может, помогу Ренату. Он не с ней, уверена. Он так тщательно избегал любого упоминания её имени… Бедный мальчик искал Марину после того, как она уехала, я знаю точно. А вдруг он её помнит? А вдруг до сих пор ищет?
Муж с сомнением покачал головой:
— Столько лет спустя? Хотел бы — нашел. С его-то возможностями.