— Ну ты дурак, Муратов! — с каким-то горьким восхищением проговорил Артём.
— А тебя, Портос, это вообще не касается! Ты не в курсе!
— Ну разумеется, Д’Артаньян ты наш! Да только, знаешь, трудно не заметить, когда ты пьяный каждый Новый Год на канатную дорогу лезешь и охранникам морды бьёшь, потому что они тебя не пускают!
— Вот именно! Я так больше не могу! Пора это прекращать!
— Ренат, ты уверен, что не хочешь с ней увидеться? — спросил Вадим со странной настойчивостью в интонации.
— Я всё уже сказал! — слышно было, что Муратов встал с дивана. — Идёмте!
— Повтори! Я должен знать, что ты отдаёшь отчёт в том, что говоришь…
— Я не пьян и абсолютно спокоен! Я не собираюсь видеться с Мариной!
— Ты не будешь искать с ней встречи и не станешь её преследовать?
— Ты обалдел, Атос?
— Скажи! Скажи это, вслух, осознанно!
— Не стану я!
— Ни при каких обстоятельствах?
— Нет!!!
— Хорошо. Я понял.
— И ты тоже! Никаких встреч и перетираний прошлого! Увидишь, делай вид, что не узнаёшь! Я понимаю…
— Нет.
— … ты за меня беспокоишься, но не надо с ней встречаться из-за меня. Я больше не сорвусь.
Я одна заметила, как тяжело прозвучало последнее «нет» Вадима?
— Нет!
— Что?
Заметил. Ренат заметил.
— Мне плевать на тебя, Муратов! — с чувством сказал Вадим. — Делай, что хочешь — но не говори, что делать мне!
— Вадь, ты о чём? — Ренат помолчал (я услышала, как он сделал несколько шагов) и с изумлением спросил. — Так, значит? Значит, все эти годы…?
— Да.
— И что, — с издёвкой протянул Муратов, — взыграло ретивое? Или хочешь отыграться за… тот прокол?
В комнате шумно завозились.
— Эй! Эй! — закричал Артём. — Пацаны, вы что? Вадим, сел быстро! Только мордобоя нам здесь не хватало!
Я слышала, как тяжело дышит Ренат. Он стоял совсем близко к двери под ковром:
— Вадь, ты понимаешь, что в этом случае нашей дружбе конец?
— Прекрасно понимаю. Нашей дружбе и так конец.
— Да что ты…?! Решил поставить всё на карту ради…?
— Ты от неё два раза отказался. Отрёкся.
— Только не надо из меня Иуду делать! Что на тебя нашло? Что за… пафос?!
— Я тебя понимаю… в чём-то. Но и ты меня пойми. Я уступил тебе тогда, не потому что… а просто верил, что ты… что всё у вас по-настоящему. Я был с тобой потом. Ни словом не упрекнул, потому что ты хотел всё исправить. Но сейчас… прости… не могу…
— Вадим, — голос Рената прозвучал жалобно. — Ну что ты делаешь? Подумай. Скажи, что тебе моча в голову стукнула, и я всё забуду. Будем… как раньше…
— Не будем. Теперь не лезь в мои дела. А я в твои не полезу. Насчёт меня… как хочешь поступай. Увольняй.
Ренат молчал не меньше минуты. Я всем сердцем ощущала тяжёлую атмосферу, повисшую в комнате.
— Пойдёшь к ней? — наконец глухо спросил Муратов.
— Да. Всё сделаю… чтобы…
— Ладно. Ты своё слово сказал. И я сказал. И ещё скажу. Встретимся.
Ренат ушёл, хлопнув дверью. Артём и Вадим сидели в комнате.
— Если ты уйдёшь, и я с тобой, — тихо сказал Олейников.
— Не надо, Тём, — с мукой в голосе проговорил Вадим. — Тебе семью кормить. А я не пропаду.
Он тоже встал и вышел. Артём задержался у двери, кивнул мне:
— Слышали?
— Да, — призналась я. Что скрывать, если они орали на весь дом?
Олейников пожевал губами, прислушиваясь к своим мыслям, потом с тоской спросил:
— Вот как это, а?
Я пожала плечами.
— Если бы я с Настей… вот так, а потом бы через десять лет её нашёл, меня бы ничего не остановило.
— Ты же знаешь Рената.
— Ох! Почему, Вера Алексеевна?
— Это страх, Тёма. Обычный мужской страх. Боязнь пройти через всё это заново. Фобия человека, который привык всё контролировать. Один раз в жизни не смог удержать ситуацию под контролем, а тут она повторяется. Это слабость. Но разве мы можем его упрекать? Любой бы сломался.
— Всё вроде понятно, а вроде… Что теперь будет, а? Вера Алексеевна.
— Поживём — увидим.
— Ну счастливо вам. Пойду.
— До встречи.
Я вошла в комнату, взяла дневник Марины со стола. Быть может, если он узнает, как она его любила…? А вдруг она просто не смогла выразить это тогда словами? Нет. Я заперла дневник в ящике стола.
Продолжение следует…