Росс вступает со своим соло на клавишных, и звучит оно так долго, что я почти забываю, какую песню они играют. Одна из тех, что написал Ной, когда часто слушал «Бич Бойз», называется «Воскресное солнце». Пальцы Росса двигаются так судорожно, что мелодия практически неузнаваема – просто шквал нот, перемежающийся тяжелыми аккордами.
– Есть!
Я слышу позади себя незнакомый голос, поворачиваюсь и вижу сидящую у сломанного усилителя Симону, нынешнюю девушку Росса. Когда я пошла в девятый класс[1], она еще ходила в среднюю школу и носила одежду в цветочек. Да и сейчас носит. Летом – цветастые платья, осенью – цветастые комбинезоны. Длинное черное пальто, расшитое яркими цветами, – всю зиму. Сейчас это пальто брошено на колени, и из-под него виднеются колготки с цветочным узором.
– Привет, Симона.
Мы смотрим, как играют ребята. Музыка звучит слишком громко, чтобы говорить, и это к лучшему: у нас с ней никогда не было общих тем. Симона начала крутиться поблизости за несколько месяцев до смерти Ноя. Он называл ее Хищницей. Казалось, она кружит, выжидая удобного момента, чтобы броситься на жертву. Росс оказался легкой добычей: он серийный однолюб. Все его отношения длятся недолго, он переходит от одной девушки к другой, словно по списку. Вполне возможно, список у него и правда есть – у сцены никогда не переводятся девицы, готовые повертеть перед ним задницей. Однако Симона задержалась дольше, чем кто-либо из нас думал, – это и неловко, и трогательно.
Через несколько минут Росс потягивается и наклоняется, чтобы что-то сказать Тедди. Тедди показывает большой палец и пихает локтем Юджина, который наконец-то поворачивается к нам. Его непослушные черные волосы намокли от пота и прилипли ко лбу. Росс козырьком приставляет руку к лицу – свет здесь очень яркий, это якобы добавляет «сцене» аутентичности, – и вскакивает, увидев меня.
– Тэм, – говорит он, бросаясь ко мне. – Не знал, что ты придешь.
Я снимаю с себя куртку Ноя и прижимаю ее к груди. Я все еще в тех же грязных джинсах и слишком просторной фланелевой рубашке, которые надела на день рождения Элби, и рядом с похожей на цветущий сад Симоной вдруг чувствую себя чумазым уличным мальчишкой.
– А что тут такого? Я здесь каждую неделю. Росс чешет бритый затылок – в старших классах он носил отвратные дреды и за это поплатился ранними залысинами, поэтому теперь бреет голову. Вдруг он встревоженно хмурится и сжимает губы.
– В чем дело? – спрашиваю я.
Симона грациозно встает, выполняет какую-то растяжку в стиле йоги – сгибает одну ногу и упирается ступней в бедро другой – и складывает руки в молитвенном жесте.
– Ничего-ничего, – отвечает Росс. Позади него покашливает Тедди, Юджин делает вид, будто его вдруг заинтересовала какая-то выпуклость на ячеистой стенке. – Просто… в общем, мы сказали Симоне, что ей можно сегодня посидеть с нами. Ну, в смысле попробовать.
Я кошусь на Симону. Глаза у нее закрыты, и она, беззвучно шевеля губами, словно читает какую-то мантру на санскрите.
– Что попробовать? – спрашиваю я, хотя сердце уже ухнуло в пятки в ожидании ответа.
– Я подумал, что было бы круто, если бы она пела с нами, – добавляет он. – Ну, знаешь, для прикола.
Глаза Симоны распахиваются, и она улыбается мне.
– Для прикола, – повторяет она, одним быстрым движением сжимая мне руку.
Она запрыгивает на сцену и, откинув на одну сторону вьющиеся рыжеватые волосы, постукивает по микрофону кончиками пальцев.
– Тэм, прости, – тихо говорит Росс, прислоняясь к стене. – Мне следовало бы сказать тебе, но я думал, что ты не придешь. Ты говорила, что сегодня идешь на день рождения, и…
– Ему шесть, Росс, – бормочу я. – Ты думал, мы будем кутить всю ночь?
Росс смотрит на сбитые носки своих высоких кроссовок.
– Прости, – повторяет он. – Но нам же надо серьезно решить, куда двигаться. Верно?
Так дальше продолжаться не может. Нам нужен солист. Только, и ежу понятно, я им быть не могу.
Росс фыркает, словно подбадривая себя, и ищет на моем лице какой-нибудь знак, что все будет хорошо.
– Будем рады, если ты тоже потусуешься с нами, – говорит он. – Ну, если это тебе в кассу. Было бы клево узнать, что ты думаешь.
У меня пересыхает во рту, в висках пульсирует, однако я ухитряюсь молча кивнуть.
– Конечно. – Сглотнув, выдавливаю из себя улыбку. – Без проблем.
1
С девятого класса начинается обучение в американской старшей школе. Здесь и далее примеч. перев.