Росс одной рукой обхватывает меня за плечи, на мгновение прижимает к себе и снова становится за электроорган. Я прислоняюсь к стене и судорожно втягиваю воздух. Ребята уже спорят, что играть дальше. Я знала, что рано или поздно это случится. Группа не может долго существовать без вокалиста. Но чтобы Симона? Даже если бы они годами проводили прослушивания, на острове они все равно бы не нашли человека, настолько несхожего с Ноем. Возможно, даже на всей планете.
– Как насчет «Ты и остальные»? – выкрикивает Росс.
Симона закатывает глаза, прижимает ладони к груди.
– Ой, можно? – молит она. – Я ее обожаю. Юджин берет несколько нот и начинает основную тему басов, взлетающее стаккато. Когда оно подходит к концу, вступают ударные Тедди. «Ты и остальные» – одна из немногих песен, которые Ной написал до нашего знакомства и которые группа продолжает исполнять.
В ней поется о его бывшей девушке, которая работала продавщицей в одном из музыкальных магазинов, пока тот не закрылся.
Симона начинает петь, и спазм сжимает мне горло с такой силой, что становится трудно дышать. Поет она неплохо, голос нежный и мягкий, но песня звучит неправильно. Для Симоны текст – просто слова. Она не понимает, что они значат, что они значили для Ноя, когда он писал их. У меня гудит голова, хочется закричать или хотя бы, как ребенку, заткнуть уши и раскачиваться взад-вперед. Сделать хоть что-нибудь, чтобы все это закончилось.
Но вместо этого я поворачиваюсь и выхожу сквозь занавеску. Наталкиваясь на теплые неуклюжие тела пьяных, я пролагаю себе путь к двери.
Глава четвертая
– Тэм, подожди!
Петляю узкими переулками, ледяной ветер обжигает ноздри. Даже не понимаю, насколько быстро бегу, пока, обернувшись на голос, не вижу догоняющего меня на всех парах Юджина. Лечу дальше в надежде, что он отстанет, когда я заверну за угол.
На противоположной стороне улицы, позади просторной лужайки, освещенной полукругом фонарей, я замечаю силуэт флюгера, бешено вертящегося на самом высоком шпиле «Говарда». Говард-Хаус – одно из старейших зданий города и, безусловно, самое нарядное. Украшенное затейливой лепниной, словно красно-белой сахарной глазурью, оно напоминает пряничный домик на стероидах.
Я несусь по лужайке, Юджин силится догнать меня, рассекая по траве на своих коротких ножках. Добежав до края, ныряю в разрыв живой изгороди, обрамляющей дорожку, и спешу к разросшемуся саду. Ворота с кованым узором из переплетенных прутьев и ржавым замком заперты, но через них можно перелезть. Я уже не раз так делала.
После того как Ной получил аттестат, Митч уговорил его помогать на кровельных работах. Ной терпеть все это не мог – запах плавящегося на солнце битума, высота, – но деньги платили хорошие. А деньги были нужны для турне. Время от времени им перепадала работа на каких-нибудь нестандартных объектах, например, величественных летних резиденциях, принадлежащих богатым старинным семействам. Хозяева появлялись в них всего-то раза два в год. «Говард» был у Ноя самым любимым.
Как-то вечером он привел меня туда, чтобы сделать предложение. Мы пробрались на заднее крыльцо, поднялись на балкон и просидели там несколько часов. Ной прихватил с собой еду из китайского ресторанчика, но до ужина заставил меня съесть печенье с предсказанием. На одной стороне обертки поверх названия фабрики синей шариковой ручкой было написано: «Выйдешь за меня?» На другой виднелись китайские иероглифы, обозначающие «пельмень».
Мы вообще ни разу не говорили о том, чтобы пожениться. И Ной никогда не относился к импульсивным людям. Но группа готовилась к своему первому большому турне, а я собиралась только на первые концерты, на те, которые должны были состояться поблизости. Он хотел, чтобы я знала: я – его семья, сказал он. Хотел, чтобы я знала: он всегда будет возвращаться домой.
Когда в тот вечер он сделал мне предложение, я не плакала. Не орала и не верещала.
Я поцеловала его. Я сказала «да». Потому что, какой бы дикой ни была идея – пожениться до того, как мне исполнится восемнадцать, – я знала, что это обязательно произойдет. Знала, что хочу провести свою жизнь с Ноем. Так зачем ждать?
Поднимаю голову и смотрю на балкон, как будто там мы, только лучше, такие, какими были тогда, уверенные, что вместе обуздаем будущее. Уверенные, что это будущее у нас есть. Я взбираюсь на изогнутую арку ворот и перекидываю ногу через шипастый верх.
– Что ты делаешь? – спрашивает Юджин. Я чувствую, как меня дергают за щиколотку. – Тэм, спускайся.
Спрыгиваю на землю по другую сторону, у меня подворачивается нога, и колено пронзает острая и горячая боль.