— Ну, что ж… у каждого барона своя фантазия, — заметил Тартарен, не скрывая иронии.
— Что вы хотели этим сказать? — сухо спросил Мюнхаузен.
— Да, ничего… просто я вспомнил французскую поговорку.
— Нет, не просто вы вспомнили эту поговорку. Я настаиваю, чтобы вы говорили со мной без намёков.
— Если вы так настаиваете, я вам скажу всю правду.
— Да… интересно что скажете? — высокомерно спросил Мюнхаузен, постукивая каблуком.
Тартарен с наивной откровенностью ребёнка, добродушно улыбаясь, неожиданно выпалил:
— Барон, вы лжёте.
— Это что: цитата из «Скупого рыцаря»?
— Нет, это цитата из самого Тартарена!
— Защищайтесь! — вспыхнул Мюнхаузен.
— Дуэль?! Я к вашим услугам, милостивый государь. Но только на шпагах, на шпагах, а не на шпильках!
Благоразумие покинуло обоих. Мюнхаузен не переносил никакого подозрения во лжи, даже намёка на то, что он мог солгать. И барон тотчас выхватил шпагу из ножен.
Любимец Тараскона, несмотря на свой мягкий характер, иногда взрывался. Сказывался южный темперамент. Это случилось и на сей раз.
На лестнице звенели шпаги. Трудно было предвидеть, что толстяк проявит такую ловкость. Оказывается, знаменитый охотник за фуражками, невзирая на свои сто десять килограммов, прекрасно фехтовал. Но Мюнхаузен ему тоже не уступал.
То и дело на лестнице раздавались их возгласы: «Удар!.. Мимо!..» Но всё-таки Мюнхаузену удалось остриём шпаги подцепить малиновую феску Тартарена.
— Отдайте феску! — завопил любимец Тараскона. — Я не могу фехтовать с открытой головой. Здесь сквозняк! Меня продует!
— Прошу, — галантно откликнулся Мюнхаузен и протянул шпагу.
Тартарен снял с острия свою любимую феску с кисточкой, надел на голову. Заметно было, что толстяк устал. Он еле дышал.
— Как же так? Нарушение традиций.
— Каких традиций? — спросил Мюнхаузен, нахмурив брови.
— Дуэль без секундантов?! Я требую…
— Пожалуйста, — перебил его Мюнхаузен, посмеиваясь. — Пусть наша кают-компания… все знаменитые капитаны будут нашими секундантами!
Он с шумом распахнул дверь в библиотеку и широким жестом пригласил своего противника войти первым. Тартарен юркнул в прихожую. Вдогонку летели насмешливые слова.
— Дик! Занесите в журнал точное время гибели любимца Тараскона!
Мюнхаузен не успел ещё затворить за собой двери, как к нему подбежал Тартарен и взволнованно прошептал, забыв всё, что было между ними на лестнице:
— Дорогой Карл, там темно… в кают-компании никого нет, милый Фридрих!.. Пусто, мой друг Иероним!.. Увы! Ни медам, ни месье, не говоря уже о знаменитых капитанах.
— Неужели? — растерялся Мюнхаузен. — Что же делать?
— Одну минуточку, я только спущусь вниз за вещами.
— Я вам помогу.
Они вышли на лестницу и не торопясь спустились на второй этаж. Там был свален багаж толстяка.
— Видимо, дана команда — «свистать всех…» — в раздумье промолвил Мюнхаузен.
— Но куда? — задал вопрос Тартарен.
Взяв саквояж, рюкзак и коллекцию оружия, они молча вернулись на третий этаж, вошли в библиотеку, зажгли свечи в медном канделябре.
— Пардон… Кажется, под глобусом спрятан наш вахтенный журнал, — радостно сообщил Тартарен.
— Прочтите последнюю запись.
Тартарен, подняв глобус, взял журнал, перелистал и, остановившись на последней записи Дика Сэнда, быстро прочитал её про себя.
— Оказывается, наши друзья, — возбуждённо заговорил Тартарен, — отправились на Аляску! В начало прошлого века.
— А куда именно?
— Остров Ситха. Ново-Архангельск.
— Зачем?
Тартарен снова уткнулся в страницы вахтенного журнала, пододвинув ближе канделябр с горящими свечами… Мюнхаузен в нетерпении ожидал ответа на свой вопрос, но знаменитый охотник за фуражками, многозначительно прищёлкивая языком, загадочно восклицал: