Толстяк повернул голову и увидел привязанного к ситхинскому кипарису Мюнхаузена.
— Дорогой Карл, — тихо произнёс Тартарен.
Но его резко прервал Мюнхаузен:
— Ягодки захотелось?! Но зачем же об этом оповещать население Аляски?!
Тартарен ничего не ответил. Он с тревогой смотрел, как индейцы вытащили свои топоры и, отмерив шагов двадцать, заняли боевые позиции.
— Вам не кажется, Мюнхаузен, что они собираются метать в нас томагавки?
— Мне не кажется… это в самом деле действительно так…
— Такой номер я видал в цирке Франкони, — прошептал Тартарен дрожащим голосом. — В Париже.
— Только здесь вы не услышите аплодисментов. Финал номера будет совершенно иной…
— Что вы говорите, Мюнхаузен?! Без суда?.. Без последнего слова подсудимого?
— Когда вы собираетесь его произнести?.. Через несколько минут будет поздно.
Два томагавка рассекли воздух и звучно вонзились в дерево, в нескольких сантиметрах от лица Тартарена, а ещё один топор глубоко вошёл в ель над головой Мюнхаузена. Сверкнув глазами, он крикнул:
— Тартарен! Вы присутствуете на последнем приключении Карла Фридриха Иеронима Мюнхаузена… Мужайтесь!..
Солнечные лучи пробили густые еловые ветки и залили светом лицо толстяка с двумя томагавками по бокам.
— Солнце!.. Солнце! — прошептал Тартарен.
Мюнхаузен косо взглянул на своего друга и подумал — не сошёл ли тот с ума? Но Тартарен с сияющим лицом возбуждённо бормотал:
— Солнце!.. Не мог же Альфонс Доде лгать… Он писал… в день смерти Тартарена было солнечное затмение!..
— А может, оно ещё будет? — с горечью произнёс Мюнхаузен, судорожно вздрогнув: томагавк, брошенный сильной рукой, с хрустом пригвоздил к дереву воротник его камзола.
Тартарен не выдержал и, заметив двух индейцев, стоявших в стороне, без страшных масок на лицах, но с орлиными перьями в чёрных волосах, отчаянно закричал:
— За кого вы нас принимаете?.. Месье! Пардон… Дорогой Красный Бизон или Быстроногий Олень… А может быть, Орлиное Перо? Простите, не знаю, как вас зовут?
Один из индейцев, повыше ростом, с важной осанкой, ответил:
— Седой Бобёр.
— Очень приятно. А я — охотник за фуражками! — представился Тартарен с исключительной любезностью.
Седой Бобёр расхохотался и крикнул своим воинам, указывая на Тартарена:
— Охотник за фуражками!
Никогда ещё индейцы так не смеялись. Охотник за фуражками?!
Один из воинов, в устрашающей боевой маске, усомнился и, подойдя к Тартарену, мрачновато переспросил:
— А может быть, за скальпами?
В ожидании ответа индейцы молча уставились на толстяка. Тартарен с гордостью настаивал на своём.
— Нет, за фуражками, месье и медам! За фуражками!
Новый и ещё более оглушительный взрыв хохота потряс окрестность. Насмеявшись вдоволь, индейцы подошли поближе… Вперёд вышел Седой Бобёр.
— Скажи правду — кто ты такой?
— Видите ли, уважаемый Седой Бобёр, у меня есть и другая кличка. Гроза львов!
— Ты лжёшь!
— Что вы?! — нервно воскликнул Тартарен. — Это может заверить мой друг Мюнхаузен — самый правдивый человек в прериях…
— Почему только в прериях? — обиделся Мюнхаузен.
— Пардон, мой друг… Я так волнуюсь… я хотел сказать на Аляске… Да не только на Аляске, а вообще-вообще!..
— Гроза львов? — иронически произнёс Седой Бобёр и, устремив пристальный взгляд на Тартарена, неожиданно улыбнулся, вселяя надежду в душу любимца Тараскона. Но вдруг тойон надсадно закричал: — Лжёшь! Бледнолицые так себя не называют!
— Я Тартарен из Тараскона! — возопил толстяк. — Читали?..
Седой Бобёр даже не моргнул глазом и повернулся к Мюнхаузену.
Тот немедленно отрапортовал:
— Я — Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен.
Но и это громкое имя ничего не сказало индейцу.
— Спасения нет, — прошептал Тартарен. — Они не читали ни Альфонса Доде, ни Эриха Распэ. Конец!
— Седой Бобёр, надо прикончить пиратов, — уговаривал тойона один из воинов, снимая боевую маску. — Чем раньше умрут люди Барбера, тем лучше.
— Мы ещё всё успеем, Чёрный Медведь.
Седой Бобёр вытащил нож и, коснувшись остриём лезвия горла Тартарена, холодно произнёс:
— Куда скрылся Барбер? Ну?! Говори!
— Да мы… Позвольте… Что вы?.. — пытался оправдаться Тартарен, но от волнения у него захватило дыхание. Десятки копий были направлены на него и Мюнхаузена.
— Где ваш капитан? — крикнул Чёрный Медведь.
Со всех сторон доносились угрожающие возгласы: «Это он вас послал грабить и жечь!» — «Убивать женщин и детей!..» — «Он хотел вбить томагавк войны между нами и русскими!..» — «Мы с ними курили трубку мира!..»