Незнакомцы — чувственные объекты. Их присутствие — один из главных факторов оформления тела города, которому противостоит клаббинг. Это противопо-ставление существует не в форме идеи, а проявляется в особом способе обитания в пространстве, который входит в привычку как набор телесных реакций. В главе о наркотиках я рассматривал то, как экстази и другие наркотики могут снижать страх перед окружающим миром, существующий не в виде представления, но материализующийся в форме телесной напряженности, к которой люди со временем привыкают. Это отлично иллюстрирует следующий пример:
Когда днем я иду по улице, то всегда обращаю внимание на окружающих, на то, как близко они подходят ко мне, и если они приближаются слишком сильно, то моя рука машинально проверяет, надежно ли спрятан кошелек. Я не раз замечала, как делаю это. Не то чтобы я боюсь по-настоящему, хотя, например, гулять ночью действительно страшно. Но даже днем я опасаюсь по отношению к себе чужих дурных намерений
Эта женщина подмечала, как ее рука проверяет целость кошелька, хотя действие это было скорее рефлекторным, нежели сознательным, и являлось телесным проявлением ее беспокойства. Это следствие пребывания в городе и взгляда на окружающих глазами города. Интенсивность городской жизни, давка и сутолока заставляют горожан волноваться и делают их тела напряженными, что иногда считается полезным, а иногда презирается. Это опыт любви-ненависти. Город может засесть у вас в печенках, но он и возбуждает, что сглаживает негативные переживания. Это мир социальных, эмоциональных и чувственных крайностей, ставших повседневными и само собой разумеющимися формами телесной практики. Следующий информант полагает:
Я думаю, эволюция не предполагала, что человек будет жить в таком сообществе, где ему придется находиться рядом с тысячами незнакомых людей. Бывают моменты, например, в метро, когда они вторгаются в ваше интимное пространство. Часто это неприятно, но такова жизнь в городе, и к ней привыкаешь. В клубе же все находятся в сходном друг с другом умонастроении, стремятся к одинаковой цели и образуют сообщество просто потому, что решили провести ночь именно так
Вслед за А. Дамасио я считаю, что эта «схожесть умонастроения» вытекает из трансформации телесной практики, которая изменяет «протоэго» тусовщиков, освобождая его от тела города и вселяя в него тело клуба. Такая перемена позволяет клабберам стать частью социальной сферы вечеринки и наслаждаться соответствующим опытом. Метро — отличный пример антиклуба. Там действительно может возникнуть чувство дискомфорта, поскольку пассажиры избегают зрительного контакта, редко улыбаются, пытаются отстраниться друг от друга, стремясь при этом стать как можно менее заметными. Люди в городе становятся объектами, которые нужно просто терпеть, а не взаимодействовать с ними. Подумайте, как часто окружающие раздражают вас, причем не потому, что намеренно препятствуют вашим действиям, а скорее из-за того, что просто мешают вам, загораживают дорогу, наталкиваются на вас или всего лишь странно на вас смотрят. Словом, все то, что в клубах не кажется таким уж существенным или угнетающим, в городской среде начисто стирает всякое сочувствие и превращает человека в источник гнева. Р. Корнелиус в книге The Science of Emotion высказывает следующее предположение: «Гнев, например, является не только базовой, но еще и сложной социальной эмоцией, так как возникает, когда планы человека или его движение к цели нарушаются поведением другого человека» [Cornelius R. R. 1995:137].
Массы горожан сами по себе притупляют наше восприятие людей как личностей, которым нужно придавать важное значение и от общения с которыми можно получать наслаждение. Вместо этого мы начинаем воспринимать их в качестве объектов, вещей, которые нужно обойти, миновать, которые раздражают. Тело города — это ощетинившееся, холодное тело, не желающее приближаться к незнакомцам и посылающее соответствующие сигналы: минимум визуального контакта и улыбок, демонстрация равнодушия, иногда грубость и резкость, напряженность. Этот примитивный лексикон жестов и слов во многом определяет восприятие города на чувственно-социальном уровне.
В клубах позволено наслаждаться незнакомцами, говорить им всякую чушь, глазеть на них, разделять их удовольствие и энтузиазм. Как говорит один информант:
Клаббинг всегда казался мне исключительно здравой реакцией на городскую жизнь, ведь ее суета может вас достать. Она склоняет вас к тому, чтобы видеть людей с худшей стороны, а клаббинг давит на противоположную чашу весов, благодаря нему в людях часто видишь только самое лучшее
В клубной толпе незнакомцы становятся попутчиками на дороге наслаждения, неотъемлемым атрибутом удовольствия от клаббинга. Если вы не взглянете на них иначе, чем это принято во внешнем мире, то не проникнетесь клаббингом, поскольку будете постоянно воспринимать толпу, сохраняя эмоциональную и социальную дистанцию. Наблюдаемые в клубах изменения социальной практики кажутся чрезвычайно простыми, но их можно достичь лишь посредством радикальной трансформации чувственно-социального эго человека. Когда тело города отбрасывается, люди перестают восприниматься в качестве безликих объектов, ведь их радость и страсть становятся настолько заразительными, что им хочется сопереживать. Клубы дают возможность взаимодействовать с окружающими так, как это было бы немыслимо в других общественных местах.
В честь семьдесят первого папиного дня рождения я взял его в клуб на кипучий и напряженный звуковой поединок, на котором мне предстояло выступать в роли MC 1. Отец не знал, чего ожидать, а я понятия не имел, понравится ему или нет. Мы заранее договорились, что его от-везут домой в любой момент, как только ему наскучит. В три часа ночи он все еще был на переполненном танцполе, получал удовольствие и зажигал с моей подружкой, присматривая за ней, пока я разрывался между ми-крофоном и нашим столиком. Все смотрели на него с улыбкой, кто-то подходил, чтобы обнять или поцеловать его. Ему было так жарко, что пар едва не шел из ушей. Вечеринка получилась роскошная, а он отрывался, как настоящий профи, танцевал от души, болтал с народом, говорил, что «на седьмом небе от счастья».
Мой папа никогда прежде не погружался в современную клубную среду, но его собственная ментальная модель поведения на вечеринке, создававшаяся, казалось бы, в совершенно иных пространствах, позволила ему усвоить клубный опыт и насладиться им. Но это оказалось бы невозможно без его желания применить такую модель на практике. Как сказал мой информант:
Люди не могут оставаться безучастными в клубах и в толпе. Они участвуют и отдают частичку себя социальной ситуации, в которой находятся. Кто поступает именно так, как правило, является личностью, полностью выкладывающейся в любой социальной ситуации, будь то вторая свадьба отца, день рождения бабушки или что-то еще. Они — лучшие; таких то и хочется видеть в клубе. Но, мне кажется, нужно помнить, что наряду с активными игроками всегда есть «балласт»
Мой отец подытожил свои впечатления после вечеринки. Он признался, что не был уверен, стоит ли ему идти, и не знал, во что ввязывается. И все же он решил отправиться, ведь «его ожидало приключение». Вне зависимости от ситуации он был готов «остаться до конца и получить максимум удовольствия», что и сделал. Папа танцевал при любой возможности. Если к нему подходил кто-нибудь из гостей, он с готовностью вступал в беседу. Устав, он присаживался, чтобы передохнуть, болтал или просто с умиротворенным выражением лица наблюдал за происходящим, пока не набирался сил, чтобы вновь окунуться в гущу событий. Когда едва одетые девушки подходили к нему, чтобы его поцеловать, он прямо светился от счастья. Он ни от чего не отказывался и старался охватить все, причем наверняка был самым трезвым человеком в клубе, поскольку выпил лишь две порции виски. Между мной и другим клаббером произошел такой диалог: