Взгляд британцев на удовольствие меняется; все больше людей приобретают новый опыт и новое понимание удовольствия. Люди, музыка, наркотики, секс, танцы — любой из факторов, существующих в клубах в комбинации с остальными, может сам по себе доставить удовольствие. Они являются базовыми элементами активного чувственно-социального поведения, на котором основывается идея «развлечений с друзьями». Более точным был бы взгляд на эти потенциальные возможности клуба, эти несопоставимые явления, собранные под одной крышей, как на что-то такое, что люди могут разделить между собой, ведь именно разделяя их, люди получают наибольшее удовольствие. В данном случае гедонизм проявляется скорее как общественная, нежели индивидуальная сила, она зиждется на связи, которая в клубе может быть с одинаковой вероятностью установлена как между друзьями, так и между незнакомцами. Эти взаимоотношения являются результатом исключительного обострения чувств. Вот почему экстази оказало сильное влияние на наше представление о хорошо проведенной ночи, оно изменило восприятие ночи обществом.
Взаимоотношения в клубе сперва формируются и функционируют как чувственные — это делает их до-ступными по мере того, как клабберы продолжают проводить время в клубе; чувственные взаимоотношения превращаются в социальные, в их сторону смещается фокус опыта. Важнее всего то, что чувственность становится инструментом изменения и усиления определенного набора социальных взаимоотношений. В одном все мои информанты солидарны: после нескольких лет посещения клубов, приема наркотиков и безумных танцев, впитав чистейшие ритмы один за другим, они нашли кое-что ценное — людей, с которыми они делили этот опыт.
В своей книге, посвященной обществу кабилов, П. Бурдье (1990) называет одной из основных управляющих сил габитуса различие между телесными практиками мужчины и женщины. Их тела устроены противоположно друг другу, и это устройство имеет глубокие социальные последствия, сделавшие возможным существование всех последующих уровней различия у кабилов. Эти различия существуют в любом обществе, в том числе и в нашем. Однако клаббинг на время разрушает телесные законы, так как тело в клубе скорее является дионисийским телом, чем имеет определенный пол. Б. Малбон (1999) в своей работе рассматривает идею о том, что клубы могут служить пространством для освобождения женщин. Он отмечает, что женщины ценят в клубах отсутствие сексуального давления и одновременно могут проявить свою сексуальность, и я с этим полностью согласен. Однако я бы добавил, что, сосредоточившись на женщинах, он исказил объект изучения, поскольку клаббинг освобо-ждает не только тело женщин, но и тело мужчин, и именно это общее раскрепощающее действие формирует клуб как единое целое. То есть раскрепощаются не только женщины, но и мужчины, которые получают возможность по-новому ощутить свое тело.
Один из наиболее важных аспектов изменения телесной практики связан с опьянением. Как было замечено в главах, посвященных алкоголю и наркотикам, на пьющую женщину всегда смотрели более сурово, чем на пьющего мужчину, что породило половое неравенство в отношении опьянения: мужчины и женщины пьют по-разному, предполагается, что женщина должна оста-ваться более трезвой и вменяемой, чем мужчина, что соответствует общественному статусу хранителя добродетели. Более подробное обсуждение этой темы ищите у Д. Жефу-Мадьяну (1992) и М. Макдональд (1994). А потом появилось экстази и устранило неравенство в опьянении, создав общее дионисийское тело, не связанное с социальными моделями, касающимися упо-требления алкоголя. Мужчины и женщины внезапно лишились каких-либо предрассудков в отношении друг друга, однако это произошло в совершенно иной форме, чем могло бы произойти под действием алкоголя, так как культура алкогольного опьянения годами формировалось таким образом, чтобы отражать различие между полами в повседневном мире. Употребление алкоголя было пропитано логикой практики, наполняющей огромный мир отношений между полами, а употребление экстази — нет.
В дни зарождения рейва появились два вида дионисийского тела: мужское и женское. В основе обоих лежало снижение уровня социальных страхов и беспокойств, что в свою очередь послужило фундаментом для создания новой формы социальной практики. Ощущение чувственного равенства выделяет клубы среди других социальных пространств. Все что-то употребляли, и всем казалось, что они разделяют с другими эмоциональный кайф. Мужчины больше не «с Марса», а женщины не «с Венеры» — они все приземлились на планете Экстази, и это исключало любые предположения о различии между полами. Эти изменения не имели ничего общего с исчезновением влечения к противоположному полу: в клубах было слишком жарко, люди слишком распалялись, чтобы не захотеть трахаться. Изменение произо-шло в сфере общения: мужчины и женщины стали больше разговаривать, вместе проводить время на танцполе, ценить компанию друг друга, меньше друг друга бояться.
Теория феминизма содержит допущение, что доминирование мужчин над женщинами всегда скрывало подлинную робость и боязнь, которые во время общения с женщиной испытывают многие мужчины. Во-первых, вращаясь преимущественно среди других мужчин и не зная, что сказать женщине, мужчины чувствовали себя слабаками. Во-вторых, обычно женщина считает, что мужчина во время разговора пытается ее клеить. Дружеские шутки всегда воспринимались как упражнения в совращении, так как общение между мужчиной и женщиной считалось исключительно сексуальным общением, как будто они не могли иметь ничего общего. Однако под влиянием экстази мнение, что секс — это единственная причина, по которой можно говорить с представителем противоположного пола, исчезло. Мужчины и женщины начали общаться ради «восхитительного удовольствия общения». Одна из моих информанток так рассматривает эту ситуацию:
Однажды в клубе ко мне подошел какой-то парень и сказал: «Я просто хотел, чтобы ты знала, что ты великолепно выглядишь». И это было совсем не похоже на попытку меня завалить, а позже я встретила его с подружкой, так что он точно не подкатывал ко мне. Он просто хотел сказать мне что-то приятное. Если парень хочет со мной познакомиться и у него нет скрытых мотивов, я всегда очень рада поговорить с ним, и меня это нисколько не беспокоит. Со временем становишься более проницательной, распознавая истинные мотивы, движущие людьми. Многие из них определяются невербально, о них говорит язык тела, ты понимаешь, когда кто-то пытается тебя снять, а когда он просто хочет хорошо провести время и поболтать
Возможность заговорить с человеком просто для того, чтобы сделать ему комплимент или поболтать, является следствием эмоционального подъема, возникающего при употреблении экстази. Один из информантов назвал это «обильной общительностью». Моя информант-ка считает, что язык тела играет в общении важную роль, но язык тела человека «под экстази» заметно отличается от языка тела пьяного. Моя информантка продолжает свою мысль:
Мне кажется, экстази изменило и, может быть, даже запутало отношения между мужчиной и женщиной в клубах, потому что очень трудно понять, когда с тобой по-дружески разговаривают, а когда пытаются соблазнить. Тебе может казаться, что парень с тобой дружелюбен, в то время как ему самому собственное дружелюбие кажется флиртом, и наоборот. Одна из проблем в том, что когда все под экстази, они становятся гораздо дружелюбнее, и, я думаю, из-за клаббинга все стало менее прозрачно: раньше, если парень пытался с тобой познакомиться, ты полагала, что он пытается тебя снять, поэтому твоя реакция основывалась исключительно на симпатии к нему, и я всегда вела себя осторожно, стараясь не быть слишком дружелюбной и не давать ложных сигналов парню, который пытался со мной познакомиться, чтобы он не решил, что привлекает меня. Ты могла просто улыбнуться парню, а потом он всю ночь следовал за тобой как собака. Прекрасно, что это изменилось. Когда-то мужчины не могли сообразить, что хорошее отношение девушки к нему вовсе не значит, что она хочет перепихнуться, потом клубы стали лучше, и теперь люди не могут догадаться об обратном. Я думаю, когда пытаешься установить контакт в клубе, нужно быть открытым и честным. Я не против, когда мужчина прямолинеен, если только он не становится грубым и, когда ему говорят «нет», не психует и не дуется, как мальчишка.