Клубничка стонет и явно страдает, а Зубов впервые теряется, потому что раньше первую помощь не приходилось оказывать таким нежным, клубничным девочкам. И дотрагиваться, после произошедшего в машине, страшновато. Тут и без того член уже по стойке смирно встал, едва запах ее учуяв. Собака Павлова гребанная.
Коза-диверсантка приносит аптечку, смотрит скептически на них, бормочет что-то про прогуляться.
Тон ее категорически Зубову не нравится, явно что-то опять задумала, сучка мелкая, но Клубничка стонет так жалобно и пальчиками скользит по короткой юбочке, поворачиваясь, чтоб ему удобно было смотреть очаг поражения… Все это вводит в ступор, и, несмотря на то, что многозадачность — его конек, тут Зубов начинает лагать как старый «Пентиум», который пытаются поженить с игрушкой последнего поколения.
Объект демонстративно закатывает глаза, Катька начинает опускать юбочку, пряча от намертво прикипевшего Зубовского взгляда часть вкусных бедер, и ситуация становится невыносимой.
Тут подопечная, словно решив помочь Зубову, примирительно говорит про тревожную кнопку и свои планы на спортзал… И Зубов решает не перебарщивать с опекой.
В конце концов, сейчас надо помочь Клубничке, она страдает, а бестолковая Машка, его непутевый объект защиты, только помешает. Пусть идет. Потом он обстоятельно расспросит про возмутительную сцену на кухне. Потом. Сначала помощь, скорая, возможно, проехать в травмпункт, ожоги, там…
Хлопает входная дверь, и они остаются одни.
В тишине, разбавляемой только тихими жалобными стонами Клубнички и тяжеленным дыханием самого Зубова.
Он машинально вытирает остатки мерзко пахнущего варева с гладкого бедра доверчиво лежащей перед ним Клубнички, даже не заметив отбытия Машки из квартиры и ощущая только, как опять его накрывает волной клубничного аромата. Самого сладкого, самого вкусного, самого убойного.
Он словно отключает возможность критически оценивать ситуацию, чем всегда гордился Зубов, погружает в сладкий морок, сходный с тем, что был до этого, в машине, но хуже, гораздо хуже!
Потому что там было тесно, неудобно, непонятно… И в итоге обломно.
А здесь…
Зубов перехватывает горячий Клубничкин взгляд и тонет в нем, застывший, пораженный в самое сердце огнем, сжирающим его изнутри.
Катя кладет свою ладошку на его пальцы, все еще продолжающие машинально водить влажной салфеткой по бедру и сама, с нажимом, тянет его одеревеневшую ладонь под юбку. К промежности и, ставшим для него своеобразным фетишем, розовым трусикам.
Все выглядит настолько однозначно, настолько… разрешающе, что у Зубова спирает дыхание.
После произошедшего в машине он был уверен, что Клубничка, испуганная его напором, будет бегать от него десятыми дорогами.
После феерического просмотра фильма под прицелом его одноглазого приятеля, Зубов в этом окончательно убедился.
И даже выдохнул.
Сам он совершенно не планировал ее преследовать и пытаться что-то объяснить, навязать или продолжить общение.
Нет, не настолько он отбитый, чтоб брать и портить чистую девочку.
Для женщин, насколько он знал, первый опыт — это важно. Это, типа, на всю жизнь. У Зубова не было целочек, он не любил возни и подскоков с подлежаниями.
Зачем мучиться, когда вокруг полно готовых и опытных?
И вот теперь он даже теряется от такого недвусмысленного предложения.
— Ты чего, Клубничка? — хрипит он, не имея сил убрать пальцы, уже нащупавшие сладкую сердцевинку и машинально погладившие ее, заставив девочку, словно послушный музыкальный инструмент, задрожать и застонать.
— Я-а-а… Я так хочу… — выдыхает она, не подозревая, что этими словами и своими стонами лишает Зубова последнего терпения и разума, — так хочу… вас… очень…
— Ты — маленькая дурочка, — откуда находятся силы сопротивляться-то? Зубов и сам не знает, учитывая, что непослушные пальцы все скользят и скользят по тонкому шелку розовой ткани, с трудом сдерживаясь, чтоб уже не сорвать, нахрен, эту последнюю преграду и не взять то, что так наивно предлагается.
— Да, да, да… Я хочу, чтоб вы… Чтоб вы…
Она внезапно резко садится и прихлопывает его ладонь у себя между ног бедрами, сжимая неожиданно сильно.