В конце концов мы снова оделись и вышли в сторону казино. Я жил относительно недалеко, и мы решили пройтись пешком. Если не считать провального первого свидания, то все наши встречи – что в Финиксе, что в Лас-Вегасе – проходили только наедине, и мое первое впечатление о нем успело подзабыться. Но теперь я его вспомнил.
Он был демонстративно жеманным. Иначе не скажешь. И оно проявлялось во всем. В том, как он ходил: слишком легкой, слишком верткой походкой. В том, как он стоял, выпятив бедро. В тембре его голоса. В жестах. В наклоне головы, когда он смотрел на меня сквозь завесу волос. Почему-то, когда мы были наедине, оно не казалось настолько заметным. Настолько нарочитым. Настолько вызывающим. Да, он непрерывно флиртовал со мной. Махал мне ресницами, называл «прелесть» или «дорогой», но наедине его манерность не оказывала на меня столь оглушительного эффекта, как сейчас, когда мы оказались на людях. У меня было ощущение, что человек, с которым я проводил время и делил постель, внезапно исчез, и на его месте появился совершеннейший незнакомец, в каждом жесте которого сквозила чрезмерность. Даже здесь – в Вегасе – люди сворачивали головы, оглядываясь на него. И я обнаружил, что стесняюсь его. И возненавидел себя за это, отчего окончательно лишился душевного равновесия и покоя.
– Солнце, все хорошо? – спросил он, пока мы ждали, когда нас проводят к столику.
– Конечно. – Я заставил себя улыбнуться.
– Угу-м. – Он пристально посмотрел на меня, и я ощутил, как по моим щекам расползается краска.
– Все прекрасно, – сказал я.
– Ты не обязан мне лгать, – сказал он с печальной улыбкой. – Я знаю, что смущаю тебя.
– Нет! Ничего подобного! – воскликнул я и немедленно испугался, что кинулся возражать чересчур рьяно.
Он все улыбался.
– Солнце, для меня тут нет ничего нового. Одних это нервирует, других задевает. Третьим кажется занятным. – Он пожал плечами. – Можешь ничего не скрывать.
– Все не так, – заговорил я, сам желая, чтобы мои слова стали правдой. – Честное слово…
– Не переживай, – произнес он, отворачиваясь. – Ты либо привыкнешь, либо решишь, что я не настолько хорош в постели.
Я не знал, что мне делать: то ли и дальше все отрицать, то ли попробовать извиниться, то ли просто оставить эту тему в покое. Я стоял и проклинал себя – сначала за то, что повел себя, как мудак, потом за то, что не потрудился этого скрыть. Раньше мне было безразлично, когда меня видели с мужчиной. Так почему сейчас все стало иначе?
Как только мы сели, я взял себя в руки. Да, мы были на людях. Однако за маленьким столиком создавалось ощущение, будто мы снова остались наедине. Игривые взгляды, речь нараспев, насмешливая вибрация в его голосе никуда не делись, но к ним я привык, а все прочее, казалось, ушло. И я ощутил, что снова расслабился.
– Мне правда очень жаль, – сказал я, хоть и не смог заставить себя посмотреть при этом ему в глаза.
– Не надо передо мной извиняться, солнце, – произнес он. – Но и от меня извинений не жди.
Было ли ему какое-то время неловко после моих слов, или мне показалось – не знаю. Нам, конечно, пришлось заказать ужин до того, как выбрать вино. Мое полушутливое предложение не заморачиваться и взять бутылку кьянти было встречено с насмешливым пренебрежением, особенно после того, как я заказал лосося.
– Как тебе еда? – спросил он к середине ужина.
– Очень вкусно. – Я подмигнул ему. – Но ты готовишь намного лучше.
Он быстро опустил взгляд в тарелку – затем, как я заподозрил, чтобы скрыть румянец, проступивший у него на щеках.
– Ты так мил, – проговорил он. Он по-прежнему прятал глаза, но что-то подсказывало мне, что он улыбается. – Кто-то в прошлом очень хорошо натренировал тебя.
Я рассмеялся, но совсем коротко.
– Да, – признал я, думая о Заке. – А потом он меня отпустил.
Когда официант принес счет, случился один из тех нелепых моментов, которые, как я считал раньше, бывают только в кино: мы одновременно взялись за маленькую папку из искусственной кожи, и оба отказались ее отпускать.
– Ты же знаешь, что ее все равно заберу я, – сказал он.
– Знаю, – сказал я, – но хочу, чтобы ты этого не делал.
– Правда? – спросил он, веселясь. – Ресторан выбирал я. Логично, что и платить тоже мне.
– Ты платил в прошлый раз. – И опять оставил непомерные чаевые, но об этом я промолчал. – Сейчас моя очередь.
– Прелесть, не хочу хвастаться, но мы оба знаем, что у меня возмутительно много денег…
– Дело не в этом, – прервал его я, чувствуя, как мои щеки снова краснеют.
– Правда? – снова спросил он, но на сей раз без смеха, а с искренним удивлением.