– Остальные купил твой отец?
– Или его мать. Или моя мать. Или одна из ее предшественниц.
– Что заставило тебя выбрать Финикс?
– Так вышло, что я люблю жару.
– Ты что, ненормальный? – изумился я.
Он пожал плечами.
– Почему-то, поджариваясь в пустыне, я ощущаю себя одновременно бунтарем и обычным человеком. – Я не совсем понимал, как оно было связано с обливанием потом на сорокаградусной жаре, но вполне мог представить, чем его – избалованного, но брошенного сына миллионеров – привлекало ощущение бунтарства и вместе с тем обычности. – Выпьешь чего-нибудь? – спросил он, отворачиваясь к плите. – Не стесняйся.
Я открыл огромный, забитый до отказа холодильник.
– Я бы, наверное, выпил вина, – сказал я, обозревая полки.
– Прелесть, сегодня мы не пьем красное. Так что в холодильнике его нет.
Но я уже приметил бутылку, в которой по моему предположению было вино, и достал ее. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вместо пробки у нее – завинчивающаяся крышечка.
– А это тогда что? – Я повернул бутылку и, как только прочел надпись на этикетке, громко прыснул от смеха. – Фруктовое пино-гри «Арбор Мист»?
Подняв голову, я увидел, что глядит на меня с беспредельным ужасом на лице и пылающими щеками.
– Я забыл, что оно там.
– И ты это пьешь? – удивленно спросил его я.
– Нет.
– Тогда что оно делает у тебя в холодильнике?
– Должно быть, Роза оставила.
– Твоя экономка? Ей лет шестнадцать, что ли?
– Нет. А что?
– А то, что такие напитки пьют только подростки.
– Нет только, – воинственно заявил он.
– Значит, оно все же твое? – Я чуть не расхохотался от того, каким пристыженным стало его лицо.
Он покраснел еще сильнее – я бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел своими глазами.
– Ну…
– Да-да? – Тут уже я не смог спрятать улыбку.
– Я…
– Я жду, – с сарказмом подстегнул его я.
– Прекрасно! – Он схватил со стола прихватку и швырнул ею в меня. – Оно мое. И я его пью. Доволен? – Он отвернулся к плите, но я успел увидеть, что он улыбается. – Теперь ты знаешь мою маленькую грязную тайну. У меня пристрастие к дешевым фруктовым винам.
– Ты ругал меня, за то, что я пью кьянти с рыбой…
– Естественно, дорогой. Жуткий выбор.
– …а у самого в заначке припрятано «Арбор Мист». Скажи, Коул, а с чем именно сочетается это твое фруктовое пино-гри?
На мгновение он замолк, а потом с явным весельем ответил:
– Полагаю, особенно ни с чем. Но, прелесть, за их ежевичное мерло и умереть не жалко. Вот оно подходит решительно ко всему.
Я рассмеялся и уступил желанию сократить разделяющую нас дистанцию. Подошел к нему, со спины обнял за талию и поцеловал в затылок. Он заметно напрягся, но отстраняться не стал.
– Мне нравится, что ты пьешь пятидолларовое вино, – проговорил я.
– Только, ради всего святого, никому не рассказывай. Мне, знаешь ли, нужно поддерживать свою репутацию.
– О, неужели? – спросил я, смеясь.
– Ну, не совсем. – Он игриво оттолкнул меня. – Но по крайней мере не лишай меня роскоши заниматься самообманом, ладно?
– Постараюсь, – пообещал я. Открыв бутылку, я понюхал ее содержимое. Пахло растворимым соком. – Это его мы будем пить сегодня за ужином?
– Ни в коем случае. Вообще я купил тебе хорошее кьянти. – Он выставил на меня лопаточку. – Только ни слова о бобах, иначе гарантирую, что ты будешь спать на крыльце. (отсылка к триллеру «Молчание ягнят», где в одной из сцен Ганнибал Лектор говорит: «Однажды меня попытался опросить агент по переписи населения. Я съел его печень с бобами и хорошим кьянти» – прим. пер.)
– Я не против, – сказал я ему, – если ты ляжешь там вместе со мной.
Он повернулся ко мне спиной, но не раньше, чем я увидел, что ему приятно.
Глава 7
16 сентября
От Коула Джареду
Должен сказать, сладость, твои назойливые расспросы начинают меня утомлять. Я ничего не рассказываю, потому что рассказывать особенно нечего. Да, ты прав. Мы и впрямь стали проводить много времени вместе, но твое предположение о том, что наша связь переросла в нечто серьезное, как нельзя более далеко от реальности.
Это обычное соглашение – и ничего больше, – очень похожее на то, чем столько лет наслаждались мы с тобой. Я привык к его смехотворной зажатости, а Джонатан, смею допустить, привык к моей… к тому, какой я есть. Через месяц-другой я уезжаю в Париж и не исключено, что, вернувшись, застану его в интимной компании с каким-нибудь большим и сердитым копом. Стоп. И почему эта история кажется мне настолько знакомой?