Больше всего на свете мне хотелось схватить его в охапку, прижать к себе и сделать все, чтобы ему стало хорошо, но я не знал, как приблизиться к нему так, чтобы он не оттолкнул меня прочь. Мне было страшно даже заговорить. Медленно я протянул к нему руку. Я был уверен: стоит мне к нему прикоснуться – и он обратится в пыль.
Одним пальцем я дотронулся до его обнаженного плеча. Он ничем не показал, что почувствовал прикосновение, но когда я медленно спустился по его руке вниз, его глаза закрылись, а из горла вырвался вздох. И тогда я подошел ближе.
Я двигался осторожно, бесшумно, я отчаянно хотел каким-то образом установить контакт с этой скрытой частью его натуры – завладеть им и сделать его своим. Я положил ладонь ему на поясницу, и он повернулся ко мне лицом.
И в этот момент я все понял по его глазам. Он сражался со слезами. Он отчаянно жаждал чего-то, о чем не мог попросить. Ему было стыдно за то, что он показал свою уязвимость, но он слишком устал, чтобы продолжать притворяться.
Стараясь говорить как можно тише, чтобы не спугнуть его, я промолвил:
– Коул, ничто в тебе не клише.
Он закрыл глаза. Его дыхание стало неровным. Я накрыл его щеку ладонью и притянул к себе. Когда его глаза открылись, они были мокры от слез и полны неуверенности.
Он посмотрел мне в глаза. И шепотом произнес всего одно слово.
– Джонатан.
Одно мое имя – и ничего больше. Но в этом единственном слове было все. Никогда еще он не называл меня так, ни разу. Его жест разжег во мне нежность. Тронул как ничто и никогда прежде. Заставил с внезапной, мучительной ясностью осознать, насколько превратно я воспринимал свое желание сделать его своим. Поздно. Я сам принадлежал ему, во всех смыслах этого слова, о чем до сих пор и не подозревал. Догадывался ли он об этом? Было ли ему не все равно?
Я крепко прижал его к себе и поцеловал. Я целовал его множество раз, но так, как сейчас – с трясущимися руками, с сердцем, застрявшим в горле, с ощущением, что он мне необходим, – ни разу. Я хотел познать его всего целиком. Я хотел каким-то образом тронуть его так, как только что тронул меня он.
Его губы были мягкими, теплыми, жадными. Он обнял меня за шею и поцеловал с отчаянием, которого прежде мне еще не показывал. Я полудовел-полудонес его до кровати и опрокинул на простыни. На нас оставалось белье, смазка упала куда-то на пол, но мне было все равно. Я не хотел прерываться. Я не хотел рисковать тем, что мы оба испытывали в этот момент. Я хотел одного: ласкать его, чувствовать его кожу, осыпать поцелуями его мокрые щеки и слышать его дрожащее дыхание у своего лица.
Я толкнулся к нему, и он, крепко удерживая меня, обвил мои бедра ногами. Мы ритмично покачивались, целуясь и обнимаясь, создавая лишь мягкое трение, и к тому времени, как оно довело нас до кульминации, мое лицо тоже было мокрым от слез. Я уткнулся ему в шею, а он стал баюкать меня, тихо нашептывая мне на ухо какие-то успокаивающие слова.
Я не знал, в какой момент мы поменялись ролями. Как и то, была ли разница, кто кого сейчас утешал.
Мне было ясно одно: все изменилось. Мы переступили некий порог, пересекли границу, которую и не думали нарушать. Но я не знал, сможем ли мы – захочет ли он – вернуться назад.
Глава 15
3 апреля
От Коула Джареду
Что я наделал?
***
После интенсивности того, что случилось, весь мир, казалось, должен был каким-то образом сойти с орбиты. Но этого, конечно, не произошло. Несколько минут мы лежали, обнимая друг друга, но вскоре нас снова обступила реальность. Реальность, где на нас, в частности, было мокрое белье, которое стремительно начинало высыхать.
– Было бы правильнее заняться этим до того, как я помылся, – пробормотал я, а он со смехом столкнул меня с себя.
Я вытерся и оделся. В лобби отеля была кофейня, и я спустился вниз за бубликами и латте, что заняло немного больше времени, чем я ожидал. Когда я вернулся, оказалось, что он успел принять душ и одеться, и теперь сидел на кровати, набирая что-то на телефоне. Я знал, что периодически он проверял с телефона почту. Мне было любопытно, с кем он переписывается, но я никогда об этом не спрашивал. Вряд ли он бы ответил.
Сколько бы стен ни рухнуло между нами, сейчас они вновь встали на место. В его глаза вернулась настороженность. Таким уж он был, и я знал, что так будет, но не собирался так легко позволять ему от себя отдалиться. Оставив покупки на столе, я подошел к нему. Опрокинул на кровать и накрыл своим телом.