Мужики в ответ оглаживают бороды:
– Так-то оно так. Да вот дождемся ли?
– Дождетесь, – обещает барин. – Главное, бороться и искать, найти и не сдаваться!
Однажды кто-то из туристов спросил у экскурсовода: «Как Пушкин объяснял причину своего отсутствия на Сенатской площади среди восставших декабристов»? Пушкин признавался, – разъяснил экскурсовод, – что декабристы от народа были слишком далеки и при этом заявлял: «Мы пойдем другим путем»!
Я любил бывать в Яропольце. Здесь мне всё напоминало Пушкина. Даже трактир, тот самый, в котором нынче – ресторан «Березка». Как-то я решил зайти в него, но дорогу перебежал мне заяц. Я повернул назад. Так же поступил когда-то Пушкин. Но потом я передумал и все-таки в ресторацию зашел.
За столиком в углу под фикусом увидел компанию поддатых мужиков.
– Здорово, мужики!
– Здорово, коль не шутишь.
Я расположился за соседним столиком. Смахнул с клеенки сухие крошки хлеба, отодвинул вазочку с завядшими ромашками. Позвал официанта.
– Любезный, принеси мне пунша!
– Невозможно-сЪ. Пунш весь выпитый. – И показал на мужиков. – Семь графинов выдули. Алкашня колхозная. С утрева сидят. Могу настойку предложить на желудях.
– Что за настойка?
– «Яропольчанка» называется. Крепкая, зараза. По рецепту графа Чернышева изготовлена. Говорят, графья ее любили. Отпробуйте, не пожалеете.
– Неси ее, заразу!
– Будет сделано!
Пока официант за желудёвкой бегал, я с мужиками затеял разговор. Спросил, какие нынче виды у них в Яропольце на урожай.
– Были виды, да и сплыли, – отозвались мужики. – Овёс полег, ячменя не колосятся. Рожь не уродилась. То дожди, то засуха. Вот сидим тута и бедуем. Пуншем травимся, портвейном лакируем. – И вдруг добавили: – Эх, был бы с нами Пушкин, уж он помог бы! Когда он к теще в гости приезжал в Ярополец, тогда хлеба от засухи тоже полегли. Мужики – к нему с поклоном: «Сергеич, помоги! Не могём мы графу Чернышеву заплатить оброк»!
– Помог?
– А то! – Явился к Чернышеву и пригрозил ему: «Гляди, граф, будешь притеснять холопов, сочиню на тебя злую эпиграмму»! Тот затих, перекрестился и от оброка в тот год крестьян освободил.
Ай да Пушкин, ай да сукин сын!
В бытность моего пребывания в окрестностях Яропольца я работал в газете «Заветы Ильича», печатном органе Волоколамского горкома партии. Состоял в дружеских отношениях с районным руководством. Особенно сдружился с Зоей Яковлевной Ионовой, Вторым секретарем горкома, большой поклонницей и знатоком творчества и биографии великого поэта. О кратковременных визитах Пушкина в имение своей тёщи Наталии Ивановны Гончаровой знала досконально и во всех подробностях. Как-то деликатно я спросил Ионову:
– Правда ли, если верить слухам, что Александр Сергеевич случайно «обрюхатил» (любимое словцо поэта) одну из крепостных крестьянок графа Чернышева?
Ионова буквально взорвалась от подобной сплетни.
– Это клевета! Великий Пушкин подобной пошлой вольности не мог себе позволить!
Я робко возразил:
– Ну почему же? Вспомните, как он, томясь в Михайловском, себе позволил «обрюхатить» крепостную девушку и признался в этом в письме к ближайшему своему товарищу поэту Вяземскому, попросив того принять участие в судьбе несчастной. А почему подобный же курьез не мог произойти в Яропольце?
– Да хотя бы потому, –вскричала секретарь горкома, – что Пушкин весь день безвылазно провел в библиотеке Наталии Ивановны, выбирая книги, а к вечеру имение покинул!
– И вовсе не безвылазно. А на несколько часов, с целью освежиться, библиотеку он покинул и вышел на прогулку в парк. Вот там-то, зная пушкинскую несдержанность, во время променада он и заарканил девушку…
– Александр, как такое вы могли подумать?! – В гневе воскликнула Ионова. – И вам поручено в газете освещать культурные события в районе! Я прикажу редактору, чтобы он немедленно вас перевел в сельхозотдел!
Так я заплатил за вольнодумие, недопустимое в советской журналистике…
Было бы неправдой говорить о Пушкине исключительно, как о любителе брюхатить женщин. Помимо гениальности он был щедро наделен многими другими человеческими качествами. Дмитрий Звонарёв, современник Пушкина и близкий друг поэта, вспоминает: «Александр, будучи уже в серьезном возрасте, любил возиться с крестьянскими детьми: рисовал им чёртиков, мастерил свистульки, леденцами угощал, анисовыми пряниками, ватрушками с вареньем. В дни визитов к теще Наталии Ивановне запрется в своей комнате, и давай поэму сочинять. А из открытого окна доносится: «Барин, барин, выйди с нами поиграть!».