Масаки стеснялась под взглядом Иссина и даже удивилась, что я тоже оценивающе оглядел её фигурку — ничего так, не будь она мамой, я бы может быть даже и обратил на неё внимание. Ножки стройные, грудь нормальная, талия узкая, личико милое… у Иссина определённо есть чувство вкуса.
Мама пожаловалась:
— Хватит на меня так глазеть!
— Как? — я поднял бровь.
— Как на… Ну ладно Иссин, но ты? — она обвиняюще ткнула в меня пальцем.
— Ну а я что? — хмыкнул я, — не мужчина что ли? Эх, есть у тебя чувство прекрасного папа, — я хлопнул Иссина по плечу.
— И это говорит любитель кошек… — он нахмурился.
— Ну, одна кошечка действительно очень даже ничего, — криво улыбнулся я.
К слову, отец был в своей форме шинигами, а я — в экипировке, которую обычно использовал. Жилетка, наплечники, перевязь для меча и кожаные портки. На левой ноге кобура с квинганом, меч спрятал в подпространство.
Семейный совет считать открытым! Я хлопнул в ладоши и посмотрел на их рожи, — папаня, маманя, вы ничего не хотите мне рассказать?
Иссин смутился, а мама удивлённо на него посмотрела:
— Ты ничего ему не рассказал?
Иссин ещё больше смутился и попытался сделаться невидимым. Не получилось, поэтому он был вынужден слушать пилёжку от мамы на тему того, что с детьми надо говорить по поводу тычинок и пестиков, квинси и синигами, а так же о вреде курения и алкоголизма. Иссин только кивал, так как у мамы характер был строгий. Она повернулась ко мне:
— И что же ты ещё не знаешь?
— Кхм… Итак, поправьте, если я ошибаюсь, — я ткнул пальцем в маму, — ты у нас шинигами, а до того, как потеряла силы квинси, была квинси. Ты — я ткнул в папаню, — шинигами из общества душ, который остановился в мире живых, чтобы остановить пустофикацию мамани. Довольно глупое, но благородное и романтичное решение. Тебя, батька, считают пропавшим без вести или погибшим, а ты, маманя, уже разок умирала, но до конца так кони и не двинула, благодаря чему сидишь здесь и тянешься к печеньке… — прокомментировал я её жест по отношению к свежему миндальному печенью и тёплому парному молочку.
Отец кивнул:
— Ты многое знаешь, сын!
— Да уж. Теперь о грустном, — отмахнулся я, — после твоего исчезновения и смерти Шибы Кайена клан Шиба был вышвырнут из числа пяти благородных кланов, так как кроме инвалида-Куукаку и её придурочного братца Гандзю, который даже слабенького пустого завалить не сможет, никого не осталось. Хотя, по идее, прав этого делать у них не было, они просто плевали на закон и сделали так, так что моё существование для них — вещь нежелательная. Они — это главы четырёх оставшихся великих кланов.
— Ты что, собрался в готей? — удивился отец, — это же невозможно!
— Батя, не перебивай меня, а то больше печенек не дам… — я посмотрел на увлечённо уничтожающую печеньки маму, — нахрен мне ваш Готей не сдался, толпа самодовольных придурков с застарелой манией величия. Вот только они определённо попытаются меня прикончить, если у меня не будет никакого официального статуса…
Отец кивнул:
— Ты слишком нежелательная персона для них… мы хорошо скроемся и нас не найдут, так ведь, дорогая? — Иссин посмотрел на жену с надеждой. Но я его прервал:
— Старик, ты меня удивляешь, — вздохнул я, — нет. Я собираюсь пойти в Готей, отсыпать люлей всем, особенно бла-ародным и заставить их сделать ку. Что это такое — на месте узнаешь. Айзен и его свора начали действовать — именно в Рукии было спрятано то, что он ищет. Я собираюсь отмудохать его, засунуть ему очки в жопу и отрезать башку.
— Ичиго, — тут же прикрикнула мама, — следи за языком!