Римма бросила взгляд на своего спутника. Как она могла раньше думать, что у него ординарная внешность? У Юры такой благородный вид, даже, пожалуй, аристократический. Как ловко сидит на нем замшевый пиджак! А рубашка в тон светло-карим глазам! И взгляд… Какой у него взгляд! Она с ума сходит, когда он на нее смотрит… Неужели он когда-то так же смотрел на свою жену и на… других женщин, которых старуха Евстолия ему приписывает? Да нет же! Не было у него никаких других! А жену, пожалуй, можно и простить, потому что у нее, Риммы, ведь тоже был муж и она, между прочим, его любила…
Римма тряхнула завитыми золотыми кудрями, отгоняя ненужные воспоминания, и попыталась вникнуть в пространный тост, который с большим пафосом произносил еще один Юрин друг. Вникнуть никак не удавалось, потому что именинник Аркадий слишком сладко щурился и сквозь свои полуприкрытые веки явно следил за ней. Римме было неуютно и как-то липко. Неужели он не понимает, что ей нет никакого дела до его взглядов? Они, конечно, как и брань, на вороте не виснут, но все-таки неприятны. Впрочем, у нее теперь есть защитник и от взглядов, и… от всего остального. Егоров, будто почувствовав, что она о нем думает, накрыл ее руку своей ладонью, и это не укрылось от Аркадия. Его веки сомкнулись, а потом вдруг так неожиданно распахнулись, что Римма вздрогнула, не успев отвести от него взгляд. Он непременно что-нибудь такое подумает… Странно, почему он без женщины на собственном дне рождения… Неужели не женат? Опасный тип…
Потом тосты произносили другие приглашенные. Говорил так же и Юра, отмечая выдающиеся деловые качества Аркадия, а Римме почему-то думалось о том, что этот деловой человек как-нибудь непременно подложит Егорову хорошую свинью.
Когда выспренние речи приглашенных закончились, а количество закусок поубавилось, именинник предложил гостям перед горячим расслабиться, потанцевать и первым подошел к Римме. Ей очень не хотелось уходить от Егорова и, в соответствии с современными танцевальными нормами, чуть ли не обниматься с Аркадием на виду у почтенной публики, но Юра сам подтолкнул ее к другу.
– Вы давно знакомы с Юркой? – спросил Аркадий, тесно прижимая ее к своему сильному, несколько полноватому торсу.
– Давно, – односложно ответила Римма, изо всех сил, но безуспешно пытаясь отстраниться. Она сказала правду и неправду одновременно. Они действительно много лет проработали с Егоровым бок о бок, но по-настоящему были близки месяц с небольшим.
Аркадий склонился к ее уху, бесцеремонно отвел в сторону волосы и томно прошептал:
– Почему же он так долго скрывал от своих лучших друзей такое сокровище?
– Спросите у него, – просипела Римма, только чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Непременно, – заверил ее именинник и запечатлел прямо в ухо очередной слюнявый поцелуй.
Она обеспокоенно обернулась к Егорову, но он ничего не видел, потому что беседовал с теми, кто остался за столом. Римме не хотелось портить вечер, но суетливые руки Аркадия так непристойно шарили по ее спине, что она уже собралась залепить ему хорошую оплеуху, но музыка наконец закончилась.
– Я хочу танцевать только с тобой, – сказала она Юрию, прижавшись к его плечу и пытаясь угомонить тревожно бьющееся сердце.
– Конечно, – с улыбкой ответил он и повел ее к танцующим.
Римме пришлось потанцевать еще с несколькими Юриными друзьями, которые, кроме дежурных комплиментов, ничего лишнего себе не позволили. Она уже совсем было успокоилась, когда к ней опять направился Аркадий. Одновременно с ним к Римме подошел весьма приятный, чуть седоватый брюнет из-за соседнего столика. Разумеется, она выбрала брюнета. Он тоже отпустил несколько восторженных реплик по поводу ее золотых волос и проникновенных глаз. Он даже предложил встретиться за пределами ресторана, но на Риммин решительный отказ среагировал достойно и навязываться не стал.
А потом с Риммой что-то случилось. Ресторан почему-то поплыл перед ее глазами. Она и пила-то немного, но и этого оказалось слишком. Последнее время она находилась в возвышенно-чувственном состоянии, когда до предела обострено восприятие мира. Ее организм перестроился. Она сделалась чересчур открытой и уязвимой для посторонних воздействий. Ей вообще не следовало приходить на этот день рождения и тем более не надо было пить, но она об этом не знала.
Лица сидящих с Риммой за одним столом начали деформироваться и вытягиваться в разных направлениях. Это было бы смешно, если бы не было так страшно. Она делала вид, что с ней все в порядке, и даже отвечала на чьи-то вопросы, и танцевала со всеми, кто ее приглашал, но чаще всего почему-то с дельфином. С наглым, развязным и скользким синим дельфином. Юра куда-то исчез, и дельфин лез холодными ластами ей за декольте, и приходилось взвизгивать, потому что было противно, а потом она даже швырнула в него фужером, потому что сколько же можно… Она пыталась докричаться до Егорова, но он почему-то не отзывался. Римма поняла, что уезжать из ресторана придется одной. И она уехала бы, если бы что-то не произошло с ее ушами, которые вдруг забило вязкой ватой. И с глазами, перед которыми бешено вращались разноцветные круги.
– Анечка! Кто там? С кем ты разговариваешь? – недовольно крикнула Евстолия, приподнимаясь с подушек и вглядываясь в закрытую дверь. – Юра пришел?
В дверях показалась голова, украшенная седой косой.