Выбрать главу

Сегодня он так и не пошёл на похороны В. Н. Кобылина, того самого начальника соболиного сектора Пушпрома, который организовал его травлю двадцать лет назад. Именно смерть Кобылина он оттягивал, сколько мог… Зато какой же нечеловеческий восторг он испытал, когда Кобылин пришёл в ресторан и с жадностью съел ужин, который он для него заказал.

«Хоть бы ты подавился!» — наблюдая, как пенсионер Кобылин глотает ореховое в белом шоколаде пирожное, предвкушал неизбежное он. Из ресторана они вышли вместе, весело переговариваясь, — вспомнил официант, обслуживавший их столик. Изобретённая им схема отравлений не давала сбоев — шесть человек он отравил прошлым летом, а шесть — в этом году.

«Я — санитар зла! — разглядывая трубящих ангелов на потолке над собой, почёсывал пятку он. — А без этой дюжины никуда не годных людей мир стал чище, как не крути…»

На мёртвого Кобылина уже сутки была навалена целая тонна земли, а может быть, и две, а он, вялотекущий шизофреник, завтра, наконец, летит домой — в Швецию.

ВСЁ В ЭТОМ МИРЕ — ДЛЯ ЛЮБВИ

На стеллажах архива Пушпрома стояли тысячи обгрызенных папок с личными делами уволенных сотрудников, а спёртый воздух пах толстыми мышами. Лидия Францевна, нацепив на нос очки, стала с ходу листать и отбрасывать папки, подаваемые ей кадровиком Спиваковским. Лев Тимофеевич весьма удивился такой оперативности, а затем стал помогать ставить просмотренные папки обратно на стеллажи в строго алфавитном порядке.

— Вот он подлец! — через час с небольшим выдохнула вспотевшая от усердия госпожа Клушина и взглядом победительницы одарила суетящихся рядом с ней мужчин.

— А ну-ка, дайте сюда папку! — протянул руку кадровик. — Так я и думал… Абсолютно неприметная фамилия, как, собственно, и Трунов. Совсем неудивительно, что он всех так легко вводил в заблуждение!

Лев Тимофеевич заглянул в открытое личное дело и прочитал Ф.И.О. искомого сотрудника Пушпрома: Юрий Иванович Вырицын — старший научный сотрудник лаборатории соболиного сектора Пушпрома.

— Я хочу изъять это дело, Анастас Кузьмич, — разглядывая безнадёжно неприметное лицо Вырицына, сказал следователь.

— Кому тут нужно его дело?.. Да, берите ради бога, — махнул рукой Анастас Кузьмич. — Только пойдёмте, оформим изъятие по всем правилам.

«Мир был бы скучным без толстых людей, иначе перед кем бы хвалились своими торсами люди с поджарыми животами?» — Лев Тимофеевич покосился на свой поджарый живот вегетарианца и подумал, что для обретения душевного равновесия ему, всё-таки, имеет смысл жениться на какой-нибудь пухленькой даме, вроде Лидии Францевны, только помоложе. Попрощавшись с Клушиной, следователь поспешил в прокуратуру.

«Вот женюсь и буду есть не фигу с маслом, а блинчики с мясом, которые состряпает к моему приходу супруга!» — поднимаясь по ступенькам к своему кабинету, мысленно рассуждал Рогаткин. Ему предстояло сделать больше десяти срочных звонков, чтобы исключить отъезд из страны опасного убийцы — Вырицына Юрия Ивановича, который по непонятным соображениям представлялся всем своим будущим жертвам довольно распространённой и нейтральной на слух русской фамилией — Трунов.

Лев Тимофеевич предусмотрел почти всё, он ещё не знал, что завтрашний день скомкается, и убийцу задержат прямо у стойки вылета аэропорта Шереметьево.

— Вы Юрий Иванович Вырицын? — спросит притихшего маньяка оперативный сотрудник с очень человеческой фамилией Петров.

— Нет, я не Вырицын, — попытается откреститься от своего Ф.И.О. маньяк. — Я — гражданин Швеции Герхардт Лахольм.

Но оперативный сотрудник Петров не даст уехать «господину Лахольму» и предъявит ему для прочтения ориентировку с его фотографией двадцатилетней давности. Из кармана брюк при задержании Вырицына извлекут остатки порошка нецо, и их будет достаточно для предъявления предварительного обвинения.

— Вас уже проверял кто-нибудь вроде психиатра, Юрий Иванович? — спросит Лев Тимофеевич маньяка, когда тот будет доставлен в следственный изолятор.

— А вас? — улыбнётся следователю маньяк — малорослый щуплый человек с пегими волосами.

— Самое время, — Лев Тимофеевич с печалью и ужасом взглянет на отравителя. Обычно так Рогаткин смотрел на мат на заборе, какового в Москве предостаточно.