— Ну, когда говорят о жизни в моменте, то говорят о бесстрастии.
— Из какой газеты, вы сказали?
— «Москва».
— Все бы в Москве были такими философами!
— Завтра, когда вы окажетесь дома, что будете вспоминать в первую очередь?
— Наверное, у меня будет легкая тоска. Знаете, на вечеринке может показаться, что тут черт знает как шумно и полно людей, на которых неприятно смотреть. Но есть множество тех, с которыми я бы провел вот так всю жизнь рядом. Здесь нет того, что окружает нас в повседневности: проблем, установок, сложностей, которые мы сами себе создаем. Тут мы — просто мы.
— Кто-то бы сказал, что на вечеринках люди прожигают жизнь?
— А ваша задача понять нас или критиковать?
— Понять, конечно.
— Тогда просто выпейте пива и проведите с нами эти несколько часов.
— Я… я не уверена.
— Лена, мы заплатим за билет. Для меня будет большой радостью показать человеку мир, в котором больше мира, чем во всем прочем мире.
Она все-таки попробовала танцевать. В какой-то момент расслабилась и несколько минут ощущала себя счастливой. Потом ощутила себя вне своего тела, а потом открыла глаза и замерла. И была похожа на персонажа с фотографии: толпа вокруг сливается в единую расплывчатую массу, а она — единственная, кто имеет четкие очертания. И взгляд ее, надо думать, испуганный. И все тело ее превратилось в крепость. И душа забилась в страхе.
Из ниоткуда появлялись чудовища, которые только на первый взгляд казались людьми, но глаза у них были дикими и мысли, видимо, тоже.
С трудом она дошла до стены, где обессиленная опустилась на пол. К горлу подступила тошнота — от обезвоживания и удушающего аромата дымящихся палочек вокруг.
Еще несколько часов перед ее глазами мелькали силуэты. Зал сотрясали звуки, которые по ощущениям становились все быстрее и быстрее. Возможно, это время ускорило свой ход. А возможно, времени больше и нет — только плоскость, по которой все постепенно скатывается вниз.
Туда, где бездна.
И под этой бездной — еще одна пропасть.
То есть ничего не имеющее общего со светом.
Ведь именно света ищут люди?
Ведь о нем же они грезят?
Ради него живут свою жизнь?
Свет.
В начале шестого она вышла на улицу. До метро чуть больше километра. В 24 года она впервые возвращалась домой под утро. Лена, газета «Москва». И главное, о чем ей хотелось написать в своей статье, — об ощущении, когда ждешь первого поезда. Вот он появляется вдалеке. И скоро она будет дома.
Эхо прошлого
Пятница. Утро. Тимофей стоит в пробке по пути на работу. До участка остается менее десяти минут езды. По радио играет его любимая классическая музыка. Под лучами солнца фасады домов наливаются яркими цветами, стеклянные стены небоскребов отдают оживающей синевой, а земля, следуя законам природы, меняет свой облик с бело-серого на зеленый — самых разных оттенков.
Весна — время оживающего волшебства. Не только благодаря солнцу или птицам, которые тоже проснулись после зимы, и каждая поет на свой лад. Но и благодаря запахам. Тут их, в пробке посреди Третьего транспортного кольца, нет, но пока он шел от подъезда к машине, то почувствовал этот аромат. И сразу вспомнил, как в юности такие дни и такие запахи пробуждали в нем безумную энергию. Хотелось жить по-новому, закрыть глаза на старое и смотреть только в будущее.
Да, пробка: сотни машин и ничего весеннего посреди замершего автобана. Но все же, если посмотреть в соседние автомобили: женщины становятся красивее, мужчины — мужественнее. Каждая минута ощущается как-то по-новому. И пятница становится не только днем конца рабочей недели, но и просто замечательным днем.
Волшебница-весна.
Впереди был долгий день, который, скорее всего, растянется на сутки, если, конечно, они не только пойдут с Варварой вечером в клуб, но и смогут дотерпеть там до утра. По крайней мере, в этом цель: посмотреть на все взглядом тех, кто проживает ночь полностью без остатка. И, возможно, найти в этом нечто, что приблизит их к разгадке.
Надежд немного, но все же…
Клуб «Хатха». Метро «Динамо». Сколько новых миров откроется ему сегодня ночью? И поймет ли он о жизни еще что-то? Или лишний раз убедится в том, что и так знал до этого?
К девяти утра все трое собрались в кабинете Тимофея на планерку-совещание.
Внешний вид Антонова говорил о том, что если весна живет своей жизнью, то он — своей. Бледное от недосыпа лицо, потерянные глаза: от образа оптимиста ничего не осталось. Каждому время от времени приходится сталкиваться с реальностью — вот и Антонов наконец стал участником расследования, где почувствовал себя не успешным карьеристом или хорошим полицейским, а щепкой в ручье. Беспомощная деревяшка — куда-то плывет, вся намокла, и никому до нее нет дела.