Иногда считается, что Сталин уже тогда был всесилен (каким он не был, пожалуй, никогда) и под его руководством совершалось все то, что происходило более или менее существенного в стране. Чтобы понять, что это было далеко не так, что многими событиями — в частности травлей Булгакова руководили его противники, достаточно обратиться к стенограмме встречи в феврале 1930 года делегации украинских писателей со Сталиным. При этом генсек старался оставаться в рамках литературно-просветительской дискуссии, а впервые приехавшие к нему на прием украинские писатели упорно переводили русло разговора на проблемы политики и главным образом «контрреволюционного» творчества Булгакова.
А. Десняк заявил: «Когда я смотрел «Дни Турбиных», мне прежде всего бросилось то, что большевизм побеждает этих людей не потому, что он есть большевизм, а потому, что делает единую неделимую Россию. Эта концепция, которая бросается всем в глаза, и такой победы большевизма лучше не надо».
Можно представить, какая волна возмущения накатила на Сталина. Выходит, эти люди — за расчлененную Россию?! Они же враги государственности Российской! Однако он не выдал негодования и продолжал защищать Булгакова: «Там изображены русские люди — Турбины и остатки из их группы, все они присоединяются к Красной Армии как к русской армии. Это тоже верно (Голос с места: «С надеждой на перерождение».) Может быть…»
Сталин вынужден выступить в непривычной для него роли оправдывающегося, верней, оправдывающего писателя от злобного наскока на него коллег-литераторов. В конце он не выдержал и раздраженно спросил: «Вы что хотите, собственно?» И тогда приезжие с Украины потребовали снять пьесу Булгакова и взамен поставить пьесу Киршона о бакинских комиссарах, добавив, что это единодушное мнение и ради него они совершили «проникновение в Москву».
Вновь Сталин вынужден был защищаться: «…Легко снять и другое, и третье. Вы поймите, что есть публика, она хочет смотреть… (сам он много раз смотрел эту пьесу. — Авт.) Вы требуете от Булгакова, чтобы он был коммунистом, — этого нельзя требовать…» Дискуссию вынужден был прервать присутствовавший здесь же Каганович, по-видимому, ощутивший раздражение Сталина. (Можно добавить, что в последующие годы почти все из числа присутствовавших на этой встрече писателей, а также тех, кто травил Мастера, были репрессированы (Воланд в булгаковском романе «Мастер и Маргарита» был той темной силой, которая свершала свой суд, во многом справедливый и направленный не столько против личных врагов, сколько против врагов «общего дела».)
Надо отметить, что Сталин сыграл в судьбе Булгакова примерно ту же роль, что и Воланд в судьбе Мастера. В конце марта 1930 года он писал в письме Правительству СССР: «Ныне я уничтожен». Неожиданно для него последовал телефонный звонок Сталина. Генсек сказал: «Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А может быть, правда — Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели?
После недолгой растерянности писатель ответил:
— Я очень много думал в последнее время — может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
— Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
— Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
— А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся…»
Это было еще одно доказательство нечеловеческой прозорливости Воланда: на следующий день Мастера приняли во МХАТе с восторгом и умилением, тотчас зачислив ассистентом-режиссером.
А вскоре на стол начальника Секретного отдела ОГПУ Агранова легла совершенно секретная сводка, в которой говорилось, что разговор Сталина с Булгаковым стал широко известен в интеллигентских кругах Москвы и горячо обсуждается. В сводке еще говорилось:
«Такое впечатление, словно прорвалась плотина и все вдруг увидали подлинное лицо тов. СТАЛИНА. Ведь не было, кажется, имени, вокруг которого не сплелось бы больше всего злобы, ненависти, мнений как об озверелом тупом фанатике, который ведет к гибели страну, которого считают виновником всех наших несчастий, недостатков, разрухи и т. п., как о каком-то кровожадном существе, сидящем за стенами Кремля. (Точно такое мнение внедрено за последние два десятилетия в сознание масс. — Авт.) Сейчас разговор:
— А ведь СТАЛИН действительно крупный человек. Простой, доступный… Никогда не было никакой кичливости.