С этого часа я безмерно полюбил столь редкую летом холодную сырую погоду. Дождь, ветер облегчали и освежали меня. Наоборот, жара действовала на меня ужасно: красное исковерканное бешенством призрачное лицо, выглядывающее из черного мрачного гробообразного автомобиля, чудилось мне.
В этот жаркий день я был именинником, хотя в календаре Аркадий и не значился: гуляя по улице, я увидел открытый автомобиль с прекрасным парусиновым верхом. В нем сидел Туркин.
— А, — приветливо сказал я. — Поздравляю! Довольны?
— Ну, знаете, не могу сказать. Тянул, тянул этот Чертачев ваш.
— Клусачев, — печально улыбнулся я.
— Клусачев он или кто, но содрать за парусиновый верх без подъемного стекла 200 рублей — это грабеж! Удружили вы мне, нечего сказать.
Я вздохнул, похлопал рукой по кузову автомобиля и бесцельно спросил:
— Ландолэ?
— Ландолэ. Порекомендовали вы мне, нечего сказать.
— Алло! Клусачев?
— Да, я. Кто говорит?
— Аверченко. Хорошо съездили?
— Куда?
— В Финляндию.
— В какую там Финляндию?! Ах, да… Как вам сказать… Уж больно я истрепался за последнее время. Один ваш этот Туркин все жилы вымотал. Работа хлопотливая, прибыли ни копейки, да еще из-за этого выгодный заказ один утеряли. Порекомендовали, нечего сказать!..