— Твоя мама, кажется, другого мнения.
— Она не одобрила бы даже то, что я с тобой здесь пью шампанское.
— Следует ли из этого, что очередной наш с тобой тост будет «за запретное»?
— Нет, конечно, — она одарила меня очередной восхитительной улыбкой. — Если честно, то мне, да и другим девушкам тоже, было не по себе, когда на соседней койке всю ночь раздавались звуки любовных игр. Чтобы в таких условиях спать, надо иметь железные нервы.
— А чтобы заниматься, как ты говоришь, любовными играми в комнате, где на соседних койках спят или притворяются, что спят, еще двое…
— Трое, — засмеялась она.
— Тем девушкам не надо иметь железных нервов?
Это дело привычки. Я, например, считаю, что так нельзя, не потому, что это неприлично, а потому, что некрасиво. Все должно быть красиво, ты не согласен? Но есть такие, которых как раз такая обстановка возбуждает. С нами жила девушка с четвертого курса — маленькая, невзрачная. В ней было столько энергии! Она меняла партнеров каждую неделю. Однажды пришла с мужчиной лет пятидесяти — большим, лысым, с огромным животом. Такой противный… Она решила его оставить на ночь. Представляешь? Тогда все девушки устроили бунт, позвали администратора. Такой был скандал… А когда ко мне приехала мама, администратор ей тут же все рассказал. Ты бы видел мамины глаза. Она велела сразу собирать вещи, и я переехала в мою комнату. Мы все шампанское уже выпили? Тогда я еще съем мороженое, и мы пойдем. Ладно?
Мы вышли из кафе. Погода окончательно испортилась. Дул холодный, порывистый ветер, дождь моросил.
— Ты меня проводишь? — спросила она.
— Да, конечно, — обрадовался я. — Где ты живешь?
Она назвала свой район. Денег на такси у меня не было. Мы долго-долго ждали автобуса, потом долго ехали, потом долго шли под дождем и, наконец, совсем уже мокрые, добрались до ее дома.
— Вот я здесь и живу. — Она показала на большой старый дом и посмотрела на меня — такая молодая, такая красивая. Я молчал, потому что боялся, что могу одним неосторожным словом или движением все испортить.
— Ты почему молчишь? — спросила она.
— Ты такая красивая, — сказал я ей. — Ты, наверное, самая красивая девушка, которую я знал в жизни.
— Да?
— Честное слово.
— Спасибо тебе, мы так хорошо провели время.
— Тебе спасибо. Спасибо за праздник, который сегодня ты подарила мне.
Она прижалась ко мне и поцеловала. Ее губы ее были такими горячими.
— До свидания, — сказала она.
— До свидания, — ответил я.
Она не уходила. И я не уходил. Она улыбалась мне хитро-хитро.
— Может быть, ты хочешь ко мне зайти? Я могу угостить тебя чаем.
— Хочу, конечно.
— А почему молчишь?
— Я очень хочу зайти к тебе и попить с тобой чаю.
Она взяла меня за руку и потащила в подъезд. Мы поднялись на третий этаж. Потом шли по темному, давно не видевшему ремонта коридору и остановились у одной из дверей. Она открыла ее, и мы вошли в маленькую комнатку. В ней с трудом помещались две узкие кровати, шкаф и небольшой столик.
— А где твоя подружка? — спросил я.
— Она на пару дней уехала к родителям. Разве я тебе не сказала?
Она сняла свое пальто, я — куртку.
— Я, кажется, полностью промокла, — сказала она и начала раздеваться. Сняла кофту, потом рубашку, юбку, колготки… Я стоял, как под гипнозом, и не мог даже шевельнуться.
Она сняла с себя всю оставшуюся одежду и стояла посередине комнаты обнаженная, восхитительная, очень и очень желанная.
— Ну? — спросила она.
— Что? — с трудом выговорил я.
— Я действительно красивая?
— Да, — я облизнул пересохшие губы, — очень!
— Тогда почему стоишь? Иди ко мне.
Мы встретились через две недели. Она опаздывала на полчаса. Но я ее ждал и готов был ждать сколько угодно. Когда я увидел, как она идет ко мне навстречу, испытал такую первобытную радость, такое безудержное счастье! Сегодня она выглядела еще красивее. Я поцеловал ее в щечку и сказал:
— Пойдем в то кафе, где мы тогда так хорошо сидели!
— Нет, у меня мало времени, — сказала она.
Я сразу помрачнел. Она не могла этого не заметить.
— Ты должен понять. Тот день, вернее, ночь… Она ничего не значит. Мы ведь очень разные. Ты же сам это понимаешь. Между нами ничего не может быть… больше не может быть. И не звони мне больше. Я тебя очень прошу.
Я стоял в шоке, под тяжестью удара, который обрушился на меня в момент, когда я был таким счастливым и беззащитным.
— Но почему, — спросил я ее дрожащим от унижения голосом. — Почему тогда, когда ты стояла на мосту, ты думала иначе?
— Сама не знаю. Я тогда… У меня было жуткое настроение. Я не знала, что я делаю… Я очень устала. Мне надо было как-то снять стресс, расслабиться. Иначе… Иначе я могла бы с ума сойти или повеситься.
— И давно ты знаешь этот способ снятия стресса?
— Какая тебе разница? Тебе от этого лучше? Нет, ты не первый. И не смотри на меня с таким презрением, а то я заплачу.
Я повернулся и быстро-быстро ушел. Я снова не хотел оглядываться. А она на этот раз меня не остановила. Я уже не шел, я бежал, боясь, что, если останусь, то либо с ней что-нибудь сделаю, либо с собой.
Это был один из самых тяжелых дней в моей жизни. Она ворвалась в мое сердце, легко и быстро покорила мою душу, но оказалось, что я был всего-навсего средством для снятия стресса. На время я потерял нить жизни. Я перестал понимать свое окружение, делал одну ошибку за другой и нажил себе кучу неприятностей и множество врагов. Только спустя год я смог настолько успокоиться, чтобы относиться к этой истории не так трагично. Как ни странно, именно тогда я решил с ней снова встретиться.
Я шел к ней, готовый убедиться в том, что она совсем и не такая красивая, как мне показалось год назад, что она вовсе и не умна, а потому не представляет для меня большой ценности.
С трудом я нашел дом и отыскал ее комнату. Дверь открыла незнакомая, очень толстая девушка.
— А разве здесь не живет…
— Нет, — перебила она, — не живет. Она вышла замуж за иностранца на двадцать лет старше и уехала с ним. Навсегда.
— Где же она сейчас живет?
— В Испании, где же еще ей жить. В Испании.
ВОЛЧИЦА
Я складывал ЯЩИКИ С огурцами, когда он появился. — Ты Виктора не видел? — спросил он каким-то странным, дрожащим, как у старика, голосом.
Ему было лет тридцать. Если бы не широкий шрам на подбородке, его можно было бы даже назвать красивым. Меня поразили его глаза: большие, синие. Они смотрели на меня и одновременно сквозь меня куда-то далеко.
— Виктор сегодня не работает, — сказал я. Он постоял секунд десять без движения, потом повернулся и медленно ушел. Что-то необычное, странное было в этом парне, что именно — я не мог объяснить. Скоро я забыл о нем и вернулся к моим ящикам. В большом продовольственном магазине чернорабочих, то есть нас, было всего трое. Работы было не очень много, и платили тоже соответственно. Эта работа имела единственное преимущество — сюда брали кого угодно. Мы все были из этой категории. Старший из нас был законченным алкоголиком и рассчитывать на другую работу не мог. Виктор только что вернулся из тюрьмы. По его словам, оказался он там совершенно случайно. Работал проводником на поездах дальнего следования. На какой-то станции увидел беспризорный вагон, одиноко стоящий в тупике. Поймав удобный момент, залез туда и вытащил бензопилу. Но далеко уйти не удалось, его тут же схватили.
— Я-то думал, — рассказывал он, — дадут мне по башке и отпустят. Дали… два года…
Что касается меня, то, как выяснилось (увы, достаточно поздно), я из тех людей, которые время от времени сами себе устраивают невыносимые жизненные условия, чтобы героически бороться за их устранение. Вот я и остался в очередной раз без работы и без денег, и надо было срочно где-то устроиться. Друзья в пожарном порядке нашли этот магазин в маленьком городке.
— Тебя какой-то парень искал, — сказал я Виктору через день, когда тот появился в магазине. — Странный такой, вроде смотрит прямо в глаза, но тебя не видит.