Тот день был из тех редких, когда работы почти не было. Погода стояла отменная, весеннее солнце нежно пригревало. Мы поставили пустые ящики у черного входа магазина и, сидя на них, лениво рассматривали прохожих.
— Да, я его знаю, — сказал Виктор. — После кошмарной автокатастрофы он почти ничего не видит. Он не в состоянии ни нормально ходить, ни нормально говорить. Стал инвалидом, калекой. А таким парнем был! И все из-за этой суки…
Он грязно выругался и достал сигареты.
— Я сейчас от него иду, — добавил он. — Сегодня он судится. Можешь себе представить такой маразм: на него подали в суд за то, что он не платит алименты! А на его пособие по инвалидности даже сигаретами не запасешься. И снова эта сука воду мутит. (Он опять выругался.) Все знают, что ее ребенок от другого. А ей не сидится на месте. Она хочет добить его полностью, понимаешь, полностью.
— Если честно, не понимаю, — сказал я ему. — Зачем ей это надо?
— Да потому, что она мразь, понимаешь. Мразь. Другого объяснения нету.
— Все-таки ты что-то не договариваешь, — упорствовал я. — Так не бывает, чтобы жена ни с того ни с сего решила мужа подставить. Он, наверно, что-то натворил.
— Я тебе говорю, все она виновата, — он вскочил с места, отшвырнув сигарету в сторону.
— Ладно, успокойся, — сказал я. — Что ты нервничаешь?
Он зажег новую сигарету и снова сел.
— Я ее знаю больше пяти лет. Тогда я еще был проводником. Работал на поездах дальнего следования. Она прилипла ко мне на какой-то станции. Ей тогда было лет восемнадцать. Глаза, мордашка, ноги — все в порядке. Стоит напротив меня и заявляет: «Возьмешь меня, командир, с собой?» Я ей: «Возьму, но боюсь, ты не выдержишь». А она мне: «Еще вопрос, кто кого выдержит». Короче, вечером я захожу в свое купе, а эта сучка стоит нагишом и меня дразнит: «Что стоишь, как калоша, — говорит она мне, — подойти боишься?» Ну, ты, наверное, понимаешь, что за пять лет работы проводником я многое перевидал, но эта бабенка была особая. Мы с ней кувыркались час, а она мне с наглой рожей заявляет, что хочет еще. «Ну сколько же тебе нужно, мать твою…» — говорю я ей. «А я вот такая, — усмехается она, — чем больше, тем больше и хочется. Но ты не бойся, я тебя насиловать не буду. Живи на здоровье. Если хочешь знать, мы с тобой бабки будем зарабатывать, понял». — «Какие бабки?» — спрашиваю я ее. «Самые что ни на есть настоящие, — говорит она и одевается. — Ты сюда будешь приводить мужиков, а сам минут на двадцать уйдешь прогуливаться по вагону. Деньги потом честно разделим. Видишь, как все просто», — говорит она спокойно, будто предлагает мне булочку съесть, а в глазах горят шальные огоньки. «Ты что, мать твою, — разозлился я, — готова с первым встречным лечь в постель?» — «А ты кто такой, если не первый встречный? — смеется она. — Или ты решил, что я, увидев тебя, урода, сразу голову потеряла? Мне деньги нужны, деньги. Заодно и ты, дурак, их заработаешь». Я взял ее, полуголую, и пинком под зад вышвырнул из купе. «Убирайся, — сказал я ей, — чтобы я тебя здесь больше не видел. Увижу — задушу»Она ничего не сказала, только посмотрела на меня своими большими наглыми глазами. Я еле-еле заставил себя сдержаться и не врезать ей по мордашке. Она ушла. Я думал, что забуду ее, как дурной сон. Но бывают сны, когда просыпаешься ночью и больше заснуть не можешь. С этой девицей было то же самое. Баб я знал хорошо, сам понимаешь — работа такая… Кого только ни встретишь в этих поездах. К тому же тогда я уже успел жениться и развестись. Но эта девица была особая. Из тех, которые на нас, мужиков, действуют безотказно. Не смейся, такие женщины тоже есть. Ты понимаешь, я раньше считал, что мужику много не надо: было бы что есть, что пить и где ночевать, да еще чтобы денежки в кармане шуршали — вот и все дела. Да нет, все не так просто. Особенно хорошо это начинаешь понимать на зоне. Там условия заставляют много думать. Времени, понимаешь, целое море. Сиди на нарах и думай сколько хочешь. Так вот, браток, жизнь наша — это самый настоящий цирк. Ты можешь быть добрым, честным, но придет какая-нибудь сволочь и сыграет роль этого доброго и честного в сто раз лучше тебя — и все, баста, твоя песенка спета. На тебя уже никто не посмотрит. Среди этих актеров есть такие, которые заставляют зрителя плакать, а сами в уме над ними смеются. Так вот, эта самая девица была из таких. В постели она так тебя ласкала, такие охи и ахи издавала, как будто всю жизнь именно тебя искала и вот сейчас, в этот момент, наконец, нашла. Такие на нашего брата действуют, как наркотик. Пробовал? А я — да. Скверное это дело. Причем ты прекрасно понимаешь, что это тебя загубит, но завязать никак не можешь.
Ну вот, такая была эта вот баба. Чтоб она сдохла. (Виктор снова выругался.) Для нее не было ничего святого. Она могла кого угодно предать, не моргнув глазом. Такие получают удовольствие, только когда мужчину делают невольным рабом и издеваются над ним. Это потому, что они так низко упали, что дальше уже некуда, и поэтому они получают дьявольское наслаждение, когда ощущают себя выше кого-то, понимаешь. Ну вот, выгнал я ее, а сам через несколько часов начал уже сомневаться, правильно ли я поступил. Может быть, суровая жизнь ее сделала такой. Может быть, она осталась совсем без средств к существованию? Ведь так тоже бывает. Ты вот, например, можно сказать, образованный человек, а сейчас за какие-то гроши ящики с мешками выгружаешь. Жизнь такая штука — всякое бывает. Вот я и подумал: может быть, надо было ее некоторое время поить, кормить и немножко деньжат подбросить? Тогда усмирилась бы и осталась у меня… Я вот сижу, думаю об этом, а ко мне заходит проводник соседнего вагона и говорит: «Хочешь бабу, в момент устрою, приготовь деньжата» — «Ну и дерьмо же ты, — говорю я ему, — я этой шлюхе съездил по заднице и вышвырнул, а ты, выходит, решил с ней дело совместное открыть?» — «А почему бы и нет? — обиделся он. — Лишние деньги в горле не застрянут. К тому же девка как станок, человек десять уже по ней прошли, а ей хоть бы хны».
Виктор выбросил давно уже остывший окурок и поудобнее расположился на ящике.
— Она все лето так и каталась на нашем поезде, — продолжил он. — Причем от начальника поезда до машиниста — все по пей по несколько раз прошлись. При этом она не упускала случая повертеть задом перед моим носом, и очень любила уставиться на меня своими пошлыми глазками. А однажды ночью, когда мы сидели с проводниками и пили, она мне под столом начала ногу поглаживать, а потом, уловив момент, сделала знак выйти из купе и сама вышла первой. Я не смог устоять. Подвыпивший был и пополз за ней. Мы пошли в купе соседнего вагона. Там было пусто. Сначала она начала целовать меня как безумная, потом резко отодвинула от себя и сказала: «А тебя сейчас не волнует, что я сегодня весь день трахалась с мужчинами? Или ты уже не такой принципиальный?» Меня как будто в холодную воду окунули. Я стоял, как последний идиот, с открытым ртом и не мог что-либо ответить. «Так вот, дружок, — сказала она, — я буду трахаться с кем угодно, кроме тебя. Понял? А теперь вали отсюда». Я так врезал ей, что кровь из носа ручьем хлынула. Но эта сука, видимо, этого и хотела. С чудовищным визгом она бросилась вон, разбудив всех пассажиров. Что тут началось! Короче, если бы не начальник поезда, меня бы под монастырь подвели. Я отделался парой синяков, и зарплату вдобавок урезали. Ну, сам понимаешь, после этого случая она стала вести себя еще наглее. Знала, что я бессилен с ней что-нибудь сделать. Я уже думал, что это мой крест, от которого никуда не уйдешь. Но ошибся. Прошло несколько лет.
Ее организм все-таки не выдержал и, когда наш состав в очередной раз вернулся обратно, ее на «неотложке» отвезли в городскую больницу. У нее были какие-то проблемы по женской части. Там врач ей и посоветовал родить ребенка. Получается, что этим тоже можно вылечить бабские заболевания. Короче, так она оказалась в нашем городке. А через месяц мне сообщают, что она выходит замуж за моего друга. За того, которого вчера ты видел. Но тогда он был совсем другим — красивым, здоровым, сильным. Она подцепила его прямо в автобусе! Он работал тогда водителем. Я когда узнал, меня как будто током шарахнуло. Я быстро, бегом к нему и говорю: «Ты что, совсем того… Ты знаешь, кого ты хочешь взять себе в дом?!» А он мне: «Я все знаю, она мне все рассказала, всю свою жизнь. У нее другого выхода не было, как ты этого не понимаешь. В своей жизни она не видела ничего хорошего. Не было у нее ни нормальных родителей, ни нормальных друзей. Не было ни одной близкой души. От такой жизни и не то наделаешь… Но теперь ее и пальцем никто не посмеет тронуть. Я для нее сделаю все. Теперь она будет жить нормально. Слава богу, квартира, работа, здоровье — все есть».