Пэт положила стопку салфеток возле моего локтя, а затем отправилась на кухню, оставив нас наедине.
— Я не смог простить себя. И никогда не думал, что заслуживаю твоего прощения, — плакал он.
Мы держались друг за друга за столом, пока слезы не утихли.
— Я тоже так думала, но мне нужно тебя простить. Я готова простить тебя, — сказала я.
— Ты не обязана, Эмилин. Я так долго искал себе оправдания. Обвинял твою маму, бумажную фабрику, которую закрыли, потерю работы. И кроме этих обвинений я больше ничего не делал. Твоя мама ушла, потому что я оттолкнул ее.
— Но она оставила меня там, с тобой, — сказала я. Он вздрогнул, как будто мои слова причинили ему боль. — Я имею в виду, можно ли назвать ее хорошей, если она так легко смогла бросить свою дочь?
— Она далека от идеала, но не думаю, что она знала, как далеко я зайду после ее ухода.
Я кивнула.
— Ты помнишь Джейса?
— Конечно помню. Если бы я мог извиниться и перед ним, то сделал бы это сейчас же.
— Возможно тебе это удастся. Он написал книгу о нашей жизни. Сейчас он знаменитость. Думаю, эта книга помогает мне преодолеть обиды прошлого.
— Рад это слышать. Поблагодари его от меня.
Поблагодарить? Это меня удивило.
— Джейсон всегда таким был... всегда рядом, чтобы помочь тебе, всегда готов защитить тебя. Он присматривал за тобой... вместо меня.
— Так и было, — согласилась я, изо всех сил пытаясь остановить слезы, но это оказалось невозможным. Просто из-за самого факта, что я находилась рядом с отцом, у меня сдавливало горло.
Сделав несколько глубоких вдохов, отец кивнул Пэт, выглядывавшей из задней комнаты. Она вернулась с нашими тарелками, и мы принялись за еду. Он останавливался после каждой пары укусов, чтобы подарить мне тонкую улыбку, как будто проверял, все ли со мной в порядке.
— Около месяца назад я разговаривал с твоей матерью, — сказал он, нарушив удивительно уютную тишину между нами.
Я чуть не подавилась куском сыра.
— Я думала, что ты понятия не имеешь, где она сейчас.
— Эмилин, я говорил много гадостей о ней, пока ты росла. Тебе может быть трудно поверить, но некоторые из них были правдой. Не все, но некоторые.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я сказал, что оттолкнул ее, то имел в виду, что толкнул ее в чужие объятия. Она всегда искала героя. Теперь у нее четвертый муж. — Он выгнул брови. — Бедный, несчастный придурок.
Я горько рассмеялась, но моя улыбка быстро исчезла.
— Как она смогла так просто бросить свою дочь?
— Тебе тяжело это понять, потому что ты на нее не похожа, хвала Небесам. И никогда не была похожа.
Эти слова согрели меня, как божественные объятия. Когда твоя родная мать, женщина, которая выносила и родила тебя, оказывается настолько бессердечной, что бросает тебя на грязной дороге в богом забытом городке в Огайо с грубым алкоголиком, невозможно не опасаться, что эти ужасные гены в некотором смысле могли передаться и тебе.
— Зачем тогда ты с ней говорил? — поинтересовалась я.
— Мне пришлось обсудить с ней права собственности.
— Ты имеешь в виду собственность в Огайо?
— Именно.
— Я думала, банк забрал все, а дом снесли.
Я только предполагала, что мой отец потерял имущество. Не могла себе представить, как бы он платил за него из тюрьмы.
— Дом снесли, но я не потерял право собственности на землю. Арендная плата от Лизы покрывала банковские платежи, пока я не вышел из тюрьмы.
— Дом, в котором они жили, принадлежал тебе?
— Да, оба наших дома. Там осталось много плохих воспоминаний, но теперь они исчезли. Помещения были заражены термитами и повреждены из-за наводнений, поэтому не подлежали ремонту. Но земля-то осталась, и это хорошая земля.
Странно понимать, что все на самом деле не так, как ты считала в детстве.
— Так ты говорил с моей матерью по поводу собственности? — уточнила я.
— Да, она согласилась подписать заявление об отказе от претензий, чтобы я мог подарить землю тебе.
Я дернулась назад.
— Мне? Зачем, ради всего святого, мне эта земля?
— Помнишь, когда тебе было где-то четыре или пять, я учил тебя плавать в бухте, когда она была полноводной? Ты забиралась мне на спину как маленькая обезьянка, и я плавал туда-сюда... — он посмотрел в потолок, пытаясь сморгнуть слезы. — Ты кричала: «Еще, папа, еще!», а я нырял под воду всего на секунду, а потом снова выныривал. — К этому моменту меня тоже снова захлестнуло. — Я помню ощущение твоих маленьких ручек, обвивающих мою шею, и твое трепетное хихиканье каждый раз, когда мы выныривали на поверхность, чтобы перевести дух. Я все время думаю об этом. Вспоминаю эти моменты.
— Теперь я тоже припоминаю, — прошептала я. Он тогда называл это нашим маленьким кусочком рая.
— Все это теперь твое. Имущество принадлежит тебе, и ты можешь делать с ним все, что вздумается. Это просто участок земли, и земля эта может быть красивой. Я сделал то место, наш дом, уродливым, потому что был законченным пьяницей, но так не должно быть. Еще у меня есть небольшая заначка, которую я копил для тебя с тех пор, как открыл магазин.
Я была ошеломлена и потеряла дар речи. Почему он это сделал?
— Тебе не нужно подкупать меня.
Он потянулся к моей руке.
— Послушай, Эмилин, помнишь, что я говорил об отцах, защищающих своих маленьких девочек?
— Я больше не маленькая девочка.
— Да, но я все равно твой отец. Я все испоганил и только так могу попытаться компенсировать часть убытка.
Я никогда не считала своего отца эмоциональным, чутким или красноречивым человеком, но он показывал стороны, которых я никогда в нем не видела. Мысли метались. Я знала, что должна принять то, что он мне предлагал, хотя понятия не имела, что делать с землей.
Я смотрела мимо него, пытаясь представить, что буду делать. Он сказал.
— Продай. Мне все равно, что ты с ней сделаешь. Но она твоя.
— Ладно.
— Так ты примешь ее?
— С одним условием.
— Я весь внимание, — сказал он.
— Дай мне адрес матери.
Я была полна решимости противостоять ей и хотела знать, не бросила ли она и других своих бедных детей.
— Эмилин... — в его голосе зазвучало предостережение. — Она не изменится. Боюсь, ты будешь абсолютно разочарована.
— Мне нужно кое-что сделать. Нужно ее увидеть. Пожалуйста.
Я знала, что он поймет. Мне не нужно было разъяснять ему детали.
— Хорошо. Я дам тебе ее адрес. Ты сильнее, чем был я, Эмилин. Обещай мне: что бы она ни говорила или ни делала, в глубине души ты будешь помнить, что ты хорошая, умная и красивая. У нее полно собственных демонов, и если она отвергнет тебя, это не будет иметь никакого отношения к тому, кто ты есть.
— Спасибо. Я ценю это.
— Мы не можем вернуть прошлое — там слишком много сожалений. Давай попробуем двигаться дальше?
Я потянулась через стол и взяла его за руку.
— Давай.
После обеда мы вернулись обратно в магазин, и он написал адрес моей матери на листе бумаги.
— Она живет в Нэшвилле.
— Отсюда далеко придется ехать? — спросила я.
— Около шести часов. — Он протянул мне конверт с наличными. — Там три тысячи. Внеси на счет, как только сможешь. Собственно, поехали сейчас. Я поеду за тобой на своей машине в банк.
Казалось немного неправильным ждать, пока твоей дочери не замаячит тридцатник, чтобы научиться быть отцом, но я была настроена прощать. Слишком долго я лелеяла гнев. Мы с отцом не собирались вдруг начать бегать друг за другом, но я уж точно не намерена питать к нему неприязнь, ведь он явно провел прошлые годы в попытках измениться.
После того, как мы внесли деньги, я обняла его на парковке у банка.
— Я пришлю акт о праве собственности, как только получу его, — сказал отец.