— Мама говорила, что из-за этого можно отравиться.
— Твоя мать мертва. Понятно тебе? — он кипел от ярости и капля слюны брызнула мне на щеку.
Я медленно вытерла ее, а потом почувствовала, как на глаза навернулись слезы.
— Что значит — она мертва?
— Для нас она умерла, — его взгляд был затуманен, полон злости и гнева, и он сжал дверцу холодильника так сильно, что я подумала, он ее сломает.
— Хорошо, папочка, — робко произнесла я. — Можно мне пойти за запеканкой к нашим соседям?
— Делай, что хочешь, — он хлопнул дверью холодильника и зашагал прочь.
Зайдя к себе в комнату, я схватила толстовку и в сумерках направилась к сараю. Он находился примерно на расстоянии размером с футбольное поле, и мне пришлось продираться через сорняки, доходящие мне до колена, чтобы добраться туда. Кусты с колючками цеплялись за носки и штаны, но теплая еда того стоила. По дороге я думала о том, куда ушла моя мама. Отец решил считать ее мертвой, но для меня она все еще была жива, и где-то там жила намного лучше нашего. Я не питала к ней ненависти. Просто не понимала ее поступка, но ненависти не испытывала. Мне лишь хотелось, чтобы она забрала меня с собой.
Когда я добралась до сарая, узкая деревянная дверь распахнулась.
— Быстрее заходи! — прошептал Джекс.
Он не лгал, поскольку действительно вымыл сарай и превратил его в довольно симпатичное маленькое убежище. В углу стояли небольшой стол с двумя стульями и старая походная раскладушка. Джекс протянул руку за мою спину и поставил на стол газовую лампу. Повернул колесико, открыв вентиль, нажал на кнопку и стал щелкать кремнем, чтобы лампа загорелась. Здесь было всего одно окно, откуда открывался вид на деревья вдалеке. Снаружи быстро темнело.
Джекс сел и подтолкнул ко мне накрытую фольгой тарелку.
— Вилка там тоже есть.
Я убрала фольгу и увидела огромную кучу разной еды.
— Что… это?
— Здесь тунец, лапша, суп и всякое разное. Сверху вроде бы картофельные чипсы. Выглядит ужасно, но на самом деле вкусно. Ешь, пока не остыло.
От запаха у меня уже текли слюнки. Он был прав: было очень вкусно. Всего за несколько месяцев после того, как мама уехала, я забыла, какова на вкус домашняя еда. Я питалась хлопьями и иногда употребляла чизбургеры из Макдональдса. Когда папа приносил домой бургер для меня после того, как обналичивал свой чек по безработице и встречался со Сьюзан, он вел себя так, будто за этот бургер ему пришлось сражаться с драконами. Каждую первую среду месяца он приходил домой пьяный с бумажным пакетом, полным гостиничного мыла в одной руке и чизбургером из «Макдональдс» — в другой. Он бросал их на стол и говорил: «Посмотри, что принес тебе твой отец! Посмотри, как тебе повезло». Если я не потакала ему восторженными благодарностями, он называл меня эгоистичной избалованной сучкой.
На самом же деле я была куда более благодарна за запеканку в крошечном сарае Джекса, чем за холодный чизбургер и жесткое мыло от Алко-мостра. Но это было лишь начало. В течение следующих нескольких лет Джекс продолжал ходить со мной до автобусной остановки, сидел на сиденье позади меня, находил меня за обедом и делился своей едой. Время от времени он прокрадывался в сарай, чтобы принести мне тарелку того, что готовили для него и его брата. Мне очень хотелось побывать у них дома, но это было невозможно на протяжении длительного времени. Я смогла это сделать лишь после происшествия с Брайаном. Вот тогда ситуация на длинной грунтовой дороге снова изменилась.
Глава 2. Я не смотрела
Наконец перестав читать, я поняла, что все время плакала. И чувствовала себя выпотрошенной рыбой. Встав с кровати, отправилась в гостиную, мимо Кары, которая сидела на диване и печатала на ноутбуке.
Я повернулась к ней с красными, опухшими глазами. Ее собственные глаза расширились от беспокойства, она застыла, глядя, как я шагнула на кухню, будто бы ждала, что я рухну на пол и разлечусь на тысячу осколков.
— Все нормально, — произнесла я. — Книга очень эмоциональная. Мне просто нужен стакан воды, — с этими словами я потянулась за текилой.
Она встала и пошла за мной на кухню.
— Это не вода.
— И?
— Сейчас десять утра.
— И?
— Ты как будто рыдала часами напролет… И ты ненавидишь крепкий алкоголь — повторяю — в десять утра.
— Кара, ты самая понимающая из всех людей, которых я знаю. — Я посмотрела на бутылку в одной руке, затем на стакан в другой, пожала плечами, поставила стакан и потопала в свою комнату с одной только бутылкой.
— Я волнуюсь за тебя, — крикнула Кара, когда я уходила.