– О чем ты говоришь? – настойчивее повторил Конрад.
– Разве тебя никогда это не удивляло? – вопросом на вопрос ответил Баал-Зебуб. – Тысячу лет с так называемой нечистью боролась Святая Инквизиция. Потом, когда она исчерпала все свои возможности, полностью дискредитировав себя пытками и массовыми аутодафе, знамя этой борьбы перенял орден иезуитов, наводнивший всю Европу своими коадъюторами – охотниками. А нечисти, несмотря на столь тотальное ее преследование и уничтожение, меньше почему-то не стало. Тебя действительно это никогда не удивляло? А, охотник?
– Пытаешься заговорить мне зубы? – не слишком уверенно усмехнулся Конрад. Баал-Зебуб отрицательно взмахнул рукой, тут же побледнев от боли, рожденной этим неосторожным движением, и прикусив клыком нижнюю губу.
– Я просто пытаюсь восполнить пробелы в твоем образовании и открыть тебе глаза на истинное положение дел.
– И в чем же оно состоит, по-твоему?
– Idem per idem, – отозвался Баал-Зебуб, заставив Конрада вздрогнуть от неожиданности. Заметив его реакцию, демон с некоторым усилием улыбнулся. – Знакомый принцип, не так ли? Наверняка твой професс не раз повторял его, натаскивая тебя в твоем ремесле. Когда-то, чуть более ста лет назад, я сам проповедовал его со всем пылом и горячностью, на которые способна только молодость, пока судьба не столкнула меня – такого пылкого и такого горячего охотника… вроде тебя – лицом к лицу с тем, кого европейцы привыкли называть Вельзевулом. И пока я сам не занял его место.
– Но… как?! – только и сумел вымолвить потрясенный Конрад.
– Я убил его, – просто, как о чем-то само собой разумевшемся, сказал Баал-Зебуб. – Ведь это была моя работа, и я прекрасно выполнил ее. Однако в результате я стал Вельзевулом – демоном, чью кровь мне довелось увидеть.
– Я… не… верю, – выдохнул побледневший, как полотно, охотник.
– Я тоже не сразу поверил в это, – кивнул Баал-Зебуб. – Я даже отправился к своему профессу в надежде, что он сумеет снять с меня это проклятье.
– И что? – затаив дыхание, спросил Конрад.
– И ничего, – развел руками Баал-Зебуб. – Он ничуть не удивился, увидев меня в моем новом обличье, и даже предложил мне чаю, словно мы остались учеником и учителем. Тогда-то, за чаем, он и покаялся в том, что "забыл" предупредить меня об этом аспекте применения Элагабала.
– Каком аспекте?
– Равновесие. Философский камень всегда и во всем сохраняет равновесие, не давая силам Тьмы и силам Света превозмочь друг друга в их извечной борьбе и уничтожить тем самым весь этот мир. В этом и состоит главная задача Элагабала – и главная его тайна, которую орден иезуитов хранит пуще зеницы ока.
– Не вижу в ней ничего особенного, – пренебрежительно фыркнул Конрад.
– Неужели? – испытующе посмотрел на него Баал-Зебуб. – А ты принял бы Элагабал, зная заранее, чем это для тебя обернется? Ты согласился бы поменяться со мной местами и стать из охотника жертвой, из преследователя – преследуемой добычей?
– Нет, – опустив глаза, признался Конрад.
– В этом-то все и дело. Но ордену нужно, чтобы это происходило, а потому профессы и не говорят своим подопечным охотникам правды, пока не станет слишком поздно.
– Но зачем это ордену?
– Все просто. Убивая демона и замещая его, охотник перенимает его функции и имя, но не личность. Со временем, чем больше таких замещений происходит, тем больше сущность этого демона "очеловечивается", а значит, и победить его становится все легче. И рано или поздно демоническая природа окончательно сойдет на "нет", бесследно растворившись в последнем перенявшем ее охотнике.
– Это… бесчеловечно, – с трудом разомкнув помертвевшие вдруг губы, вымолвил Конрад. Баал-Зебуб невесело усмехнулся.
– Ошибаешься. Это как раз очень даже человечно. "Цель оправдывает средства", "ложь во спасение", "убивайте всех подряд, Бог разберется, где свои, а где чужие"… Это необходимая жертва, сказал тогда мой професс, и я должен гордиться, что стал ею, столь блестяще выполнив свой долг.
– И что же, нет никакого выхода? – чувствуя странную пустоту в груди, словно из нее вырвали сердце, потерянно спросил Конрад.
– Ну, почему же нет, – печально улыбнулся Баал-Зебуб. – Свой выход из этого порочного круга, – он скосил глаза на упирающийся ему в горло меч, – я уже нашел.