Но не решился президент, клятвы своей не сдержал. Даже тогда не решился, когда первым забряцал оружием Киев: возмутился тем, что Крым назначил своих силовиков, восстановил Конституцию. Самый раз для Верховного, для Президента отдать всем военным, силовикам приказ, а всех крымчан призвать оказать захватчикам всестороннее и упорное сопротивление. А дальше ясно: насмерть стоять, как приднестровцы, абхазы, осетины стояли, до полной победы!
Но тут из всех щелей повылазили миротворцы-кликуши. Более всех засуетился, запричитал самый главный из них — интернационалист (как всегда, за счет русских, России, конечно), а если точнее, по жизни, то украинский национал-коммунист Леонид Грач. К кому только не взывал он и в Крыму, и в Киеве, и в Москве: «Не допустим пролития братской крови!» Вроде беспроигрышный клич: какой же нормальный за кровь? Но только если не вскрывать спрятанную за ним трусливую предательскую суть. Вот она — в нескольких словах: «Пусть уж лучше Крым, Севастополь с миллионами компактно проживающих русских, всех россиян навечно остаются за Украиной, под её ненавистным оккупационным сапогом, чем восставать за честь, за свободу, за справедливость!»
И всё-таки не всё ещё было потеряно, шанс оставался — парламент, грядущие выборы в Верховный Совет Автономной Республики Крым, кампания по избранию которых была уже в полном разгаре. И, по самым скромным подсчётам, мы, русские, патриоты России, вполне могли заполучить в нём около двух третей голосов. Встречи с избирателями следовали одна за другой. И однажды я просто был поражён: что за дива вдруг предстала передо мной? Завидно сохранившаяся (при её-то бальзаковском возрасте) совершенно девичья точёная стройность, ноги вызывающе длинные (в телесных колготках, как нагишом), и туфли на высоченных шпилечках невольно как бы устремляли всю её вверх, в высоту. Самовлюблённо вскинутая над окружающей толпой голова в ниспадающем водопаде светлых волос, резко очерченное помадой и тенями лицо, чего-то ищущий поверх прочих голов одухотворённый собственной неотразимостью взгляд тоже как бы окрыляли, возносили её. Не говоря уже о наряде — вычурном, ярком, полупрозрачном, словно у экзотической бабочки. И вместе с оторопью от всего этого «блеска» залетевшей откуда-то к нам, как казалось, заведомой куртизанки, меня охватило восхищение, а потом и зависть. Да, да, именно зависть — к тем, кто всей этой прелестью не только мог любоваться (как теперь я), но и сполна, насколько возжаждет душа, обладать.
И хотя очередная встреча севастопольских избирателей с кандидатами в депутаты Верховного Совета Автономной Республики Крым уже завершилась, они продолжали толпиться в огромном зале Дома офицеров Черноморского флота. Среди столпившихся вокруг меня оказалась, откуда ни возьмись, и эта «залётная бабочка». И то, что я невольно пялился на неё, конечно же, многие могли уже и заметить. А это, чёрт побери, было мне ни к чему — мне, самому старшему, уже испытанному и давно признанному предводителю борцов за российские Севастополь и Крым. Именно в этом качестве мои соратники и выдвигали мою кандидатуру — и в крымские президенты, и в депутаты — вот уже в четвёртый раз подряд. А вовсе не затем, чтобы я развлекался с красотками. И они не допустят ни малейшей расхлябанности, никакого отступничества с моей стороны. Но по тому, как из-под наклеенных длинных ресниц красотка поглядывала в мою сторону, как нетерпеливо теребила прядки свисавших волос, как пыталась протиснуться сквозь толпу поближе ко мне, становилось всё более очевидным, что у неё был какой-то взаимный ко мне интерес. А раз так, то какого чёрта поперёд батьки лезть мне. Ей это нужно — вот и пусть выставляется. Ей-то избиратель ничем не грозит. А мне… 3абаллотирует, того и гляди.
Наконец-то, соратники вокруг меня порассеялись, поразбрелись, и, как я и предвидел, красотка сама вплотную подкатила ко мне.
— Жанна, — представилась она. И тут же призналась: — Я давно уже к вам хотела примкнуть. Ещё когда вас избирали президентом и раньше, когда на первый срок — в Верховный Совет…
— Так в чём же дело? Что мешало-то?
— Не важно, — замялась она, смущённо пожала плечами. — Важно, что пришла.
— Не понял…