Люц невесело усмехнулся и качнул головой.
— Ты же не думаешь, что я не говорил ей этого раньше? Я пытался убедить ее бесчисленное количество раз, но конечный результат всегда отрицательный. Она больше беспокоится обо мне, чем о себе. Куда мы пойдем? Откуда у нас будут деньги? — он разочарованно фыркнул. — Она не сможет уйти, даже если захочет.
— Она твоя мама, я уверена, что она сделает это для тебя…
— Она не моя настоящая мама.
Его резкое признание заставило меня замолчать.
Подожди. Что?
Он поднял на меня скорбный взгляд, прежде чем заговорить.
— Я почти не помню своих настоящих маму и папу. Мне тогда было всего пять. Она была домохозяйкой, а мой отец увлекался азартными играми. Однажды он поставил на карту свою жизнь… т-тогда… — его голос затих, а тон стал хриплым.
С каждым словом, слетающим с его губ, я чувствовала, как мое сердце сжималось все сильнее.
— Какие-то люди ворвались в наш дом и напали на моих родителей.
— Где ты был? — прошептала я.
— Я прятался под кроватью. Наблюдал, как моя мама звала на помощь. Я спрятался и стал свидетелем того, как в моих маму и папу стреляли. Я пытался заглушить их крики, но даже прижав руки к ушам, я не смог убежать от кошмара, который происходил прямо у меня на глазах.
Я могла представить себе весь сценарий. Испуганный маленький Люцифер, прячущийся под своей кроватью, по его щекам текли слезы, а тело сотрясалось от страха.
Он дрожал, закрыв уши руками.
— Они довольно скоро ушли, но я не двинулся с места. Я боялся, что они вернутся. Я прятался, пока не пришел кто-то из соседей, потому что у входной двери были следы крови. Приехали копы и отвезли меня в больницу. У меня не было родственников, но потом приехала лучшая подруга моей мамы. Розали.
Боже мой. Я едва могла дышать, слушая о его прошлом.
— Она усыновила меня и работала официанткой, пока однажды Ди'Амико не увидел ее и не захотел. Она вышла замуж, потому что ей нужны были деньги, чтобы обеспечить мне лучшее будущее. Но он обманул ее, когда начал брать под контроль наши жизни и решил, что я буду следующим Капо.
— Ты все еще там… — я шепчу эти слова.
Его смущенный взгляд встретился с моим, брови нахмурены.
— Тот пятилетний мальчик, который прятался под кроватью, все еще там. Он все еще просит о помощи.
Его губы приоткрылись, когда он сосредоточился на моих словах. Мое сердце билось все быстрее и быстрее с каждым произнесенным мной словом. Ему не нужна была моя жалость… Но он хотел чего-то… вообще чего угодно.
С мягкой улыбкой я положила свою руку на его, нежно сжимая ее в знак утешения.
— Все, что нужно этому мальчику, — это рука помощи. Кто-то, кто пойдет за ним вперед и вытащит его из тьмы, чтобы представить его свету. Тьму может рассеять только свет, а боль — только любовь. Пока мы не примем мучительное прошлое и не попытаемся двигаться дальше, боль внутри нас никогда не отпустит. Она никогда не позволит нам обрести надежду.
— Надежду на что?
— Что в конце концов все будет лучше.
Он сглотнул, а я посмотрела, как подрагивал его кадык, заставляя мой пульс учащаться. Я почувствовала, как бабочки запорхали в моем животе. Его тепло под моей рукой такое умиротворяющее и в то же время интенсивное.
— И когда эта надежда может появиться в моей жизни?
— Когда ты отпускаешь прошлое и принимаешь каждое маленькое счастье, которое только можешь найти.
Он кивнул с нежной улыбкой, но не отпустил мою руку.
Взяв наушники, он вставил один в мое ухо, а другой в свое и нажал кнопку воспроизведения, позволяя музыке зазвучать.
Я положила голову ему на плечо, а его голова легла на мою, и мы смотрели на городской пейзаж с ясным голубым небом.
— Твоя мама была итальянкой? — спросила я.
— Да. Как ты узнала?
— Твой акцент выдает это. Любой смог бы сказать, что ты не местный.
Люцифер тихонько посмеялся.
— Я хочу, чтобы так и оставалось. Это заставляет меня чувствовать, что частичка ее со мной.
— Мне нравится. Тебе идет акцент.
Он вздохнул, прижимаясь ко мне теснее, и заставляя мое сердце биться быстрее из-за него.
Как он мог так на меня влиять?
Между нами что-то начало меняться?
НАСТОЯЩЕЕ
Хлопок входной двери вырвал меня из моих мыслей. Мой взгляд упал на дверь спальни через зеркало, и мой желудок сжался, когда Аид ворвался в комнату. Он ослабил галстук, бросая пистолет на кровать.
— Ты готова? — спросил он, роясь в шкафу в поисках свежей одежды.
— Да. Я была готова уже десять минут назад, — прошептала я.
— Я не нуждался в дальнейших объяснениях. Я не в настроении, — заявил он и зашел в ванную, захлопывая дверь.
Я думала, что в конце концов одна из дверей нашего дома наверняка отвалилась бы от такого грохота. Я в последний раз посмотрела на себя в зеркало, проводя руками по черному кружевному платью с длинными рукавами и разрезом, которое я купила на прошлой неделе. Я подумала о том, чтобы оставить легкий макияж, но мне нужно было скрыть синяки.
Пятнадцать минут спустя мы сели в машину и уехали на вечеринку. После смерти отца Аида он принес присягу и стал капо, поскольку был единственным наследником семьи. И он был точь-в-точь как его отец.
Жестокий. Безжалостный. Лжец.
Особняк выглядел битком набитым почти всеми представителями Преступного мира, одетыми в свои официальные костюмы и мантии. Как только мы первые приехали, то оба общались со знакомыми моего мужа и их женами.
На протяжении всей вечеринки он не отходил от меня ни на шаг, время от времени хватая меня за талию или держа за руку перед проходящими гостями, чтобы поддержать свое выступление. Было время, когда я думала, что эти маленькие жесты романтичны и многозначительны. Но это была всего лишь роль.
Все это было розыгрышем для людей за пределами нашей виллы. А я была его маленькой марионеткой, подыгрывая ему, дергаемая за ниточки.
Когда подали ужин, мы продолжили болтать со всеми за столом, смеяться над их шутками, внимательно слушали их серьезные разговоры о странах-участницах, хвалили еду и организацию вечеринки с восхищенным выражением лица.
И я делала все это как мошенница. Точно так же, как притворщик, я смеялась своей самой яркой улыбкой, болтала со всеми, кто со мной разговаривал, слушала так, будто мне действительно интересна тема, и даже хвалила ее, как будто это лучшая вечеринка, на которой я когда-либо присутствовала. Хотя, внутри я чувствовала себя в ловушке, задыхаясь от каждой лжи, слетающей с моих губ. Я колотила по решеткам внутренней тюрьмы, в которой находилась, умоляя выпустить меня из этого места, но никто не слушал.
Мы остались еще на несколько минут после ужина, прежде чем я отлучилась в туалет.
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не побежать по коридору прочь от этого цирка. Когда я, наконец, вошла в туалет, я тяжело вздохнула. Мое лицо выглядело идеально с густым макияжем, который я нанесла — никаких признаков синяков под ним. Только я знала об усталом и побежденном виде, который у меня был, но никто другой об этом не знал.