ГЛАВА 28
Зацикленность на возможностях приносит только боль.
ТЕЙЯ
Все мое тело ужасно дрожало. У меня не было ни одежды, ни одеял, чтобы согреться. Все, что я могла использовать, — это простыню, и я завернулась в нее. Но мою кожу все еще покалывало от холода и боли.
Мои зубы стучали друг о друга, когда я лежала на полу, сворачиваясь в кокон. В моём ое горле пересохло, и сколько бы раз я ни сглатывала, это никогда не помогало. Сработало только одно.
Наркотик.
Я знала, что белый порошок день за днем отравлял мой организм, поглощая меня своей зависимостью с каждой минутой. Каждый раз, когда мне делали укол, я боролась изо всех сил, которые у меня оставались, но мое тело сдавалось, когда наркотик начинал течь по моим венам.
Это была лестница к моему уничтожению, но также и мой спасательный круг, позволяющий пережить пытки, которым монстры подвергали меня днем и ночью. Я потеряла счет времени.
Я ни разу не выходила из комнаты. Когда они заканчивали со мной, они снова надевали свою одежду и запирали меня внутри, пока не приходил другой. Вся комната пропахла потом, и сексом… моя собственная кожа пахла так же, заставляя меня чувствовать себя грязной.
Но глубоко внутри, в уголке моего сознания, я цеплялась за ниточку надежды, даже несмотря на то, что я медленно угасала. Всякий раз, когда ко мне возвращалось сознание, я оглядывалась в поисках чего-нибудь, что я могла бы использовать, чтобы выбраться отсюда. Я должна была сбежать.
Ради себя. Ради своей дочери. Ради Люцифера.
В глубине души я все еще чувствовала, что Люцифер пришел бы и спас меня. Он пришел бы за мной. Но я не знала, как долго я еще смогла бы цепляться за эту мысль.
Я услышала, как открылась дверь, но когда подняла глаза, мое зрение было в основном размытым. Я не могла стоять, так как мои ноги были как желе. Мое тело все еще болело от ударов некоторых монстров-садистов.
Звук тяжелых ботинок приблизился, и я прищурилась, чтобы лучше рассмотреть. Это был мужчина.
Он опустился передо мной на колени, прищелкивая, прикасаясь к моим волосам.
— Судьба действительно сука, тебе не кажется? — знакомый глубокий голос Аида мгновенно вызвал гнев и отвращение, пронесшиеся по моим нервам.
Я поклялась себе, что убила бы Аида, прежде чем сбежала бы.
Он наклонился ближе, хотя его лицо все еще было немного размытым для моих глаз. Но в глубине души я точно знала, как выглядел этот монстр.
— Ты выглядишь прекраснее, чем когда-либо. Синяки и отметины идеально сочетаются с тоном твоей кожи. Но самое приятное — это видеть, как твоя душа постепенно разрушается. Я ясно вижу это в твоих глазах.
Его холодный палец коснулся моей щеки, обводя набухший синяк, который был у меня там.
— Я-я… я сбегу… и верну с-свою д-дочь… обратно… — заикаясь, пробормотала я своим сухим голосом.
Он от души рассмеялся, как будто это была самая смешная вещь, которую я когда-либо говорила.
— О, моя дорогая жена. Ты все еще так наивна. И если ты думаешь, что сможешь так легко сбежать, то я должен сказать, что ты самая тупая женщина, которую я когда-либо встречал. — Он заправил выбившуюся прядь моих волос мне за ухо. — И если каким-то чудом ты все-таки спасешься, то прости, что огорчаю тебя, детка, но это будет наполнено обидой и потерей.
Во мне расцвело замешательство, и я нахмурила брови.
— О-о чем т-ты говоришь?
Он просто улыбнулся, потирая рукой свои неряшливые пятичасовые волосы.
— Ты действительно думала, что я сохраню жизнь девочке, которая была отражением моего брата? Я всегда отбирал у него все дорогое и близкое, ты была частью его, и ты уже была у меня. Но девочка — его кровь и плоть. Прекрасная возможность для меня стереть часть его наследия.
Мое сердце пропустило удар.
Дрожь внезапно прекратилась, как будто наркотик потерял свое действие, как будто он был отравлен словами, слетающими с его губ.
Слезы тут же навернулись мне на глаза, потекли по щекам, когда я почувствовала, что мой мир разрушился на части. В тот самый момент все эмоции внутри меня угасли, когда был убит последний луч света в моей жизни.
Он убил мою дочь только для того, чтобы осуществить свою месть.
Потекло еще больше слез, но у меня больше не было сил кричать от боли и горя. Ничего не осталось.
— Она была всего лишь нежным лепестком, который нужно было сорвать, — он изобразил жалость в своем тоне.
Горе пронзило мое сердце так глубоко… Рана была такой болезненной, что я почувствовала, как мое сердце вырвали из тела.
— О-о-о. Я знаю, тебе, должно быть, больно, — он обхватил мое лицо ладонями, потирая большим пальцем кожу, — но я могу помочь тебе. У меня есть идеальное средство для тебя, детка.