Он был в своем черном смокинге и ждал меня в конце коридора.
Кивнув в знак согласия, мы вошли в холл церкви, где в конце прохода в открытом деревянном гробу лежало тело Тейи.
Стоя рядом с ней, я достал ожерелье, которое сделал для нее много лет назад.
Символ нашего обещания. Знак моей любви к ней.
Нашей любви.
Она оставила мне частичку себя, но я хотел, чтобы она забрала частичку меня, пока не настал бы день, когда мы воссоединимся с ней.
Прерывисто вздохнув, я наклонился вперед и надел ожерелье ей на шею, поместив серебряное сердечко, подвешенное между ее грудей.
Я разгладил ее платье, прежде чем в последний раз прикоснулся к ее щеке.
Заняв место впереди, я не сводил глаз с ее тела. Теперь она была одета в черное платье с маленьким букетиком белых цветов в руке.
Она выглядела безжизненной, но в то же время казалась умиротворенной.
Больше никто не пришел на ее похороны, поскольку у нее не было ни семьи, ни друзей.
Единственным человеком, которому она когда-либо доверяла, был я, а меня никогда не было рядом с ней.
Я даже не заслуживал быть здесь. Я недостоин быть ее другом, семьей или любовником.
Церковь охраняли только я и Максвелл с несколькими нашими телохранителями.
Священник поднялся на трибуну.
— Мы собрались здесь, чтобы попрощаться с Тейей и предать ее в руки Бога. Во имя Отца…
Его голос начал затихать в моих ушах, пока я продолжал молиться, в то время как мои глаза не отрывались от Тейи.
Я закрыл глаза, теряясь в воспоминаниях.
Ее запахе. Ее прикосновениях. Ее голосе…
В тот день, когда я впервые увидел ее читающей под тем деревом.
Первый раз, когда она назвала мне свое имя… Ее прекрасное лицо озарилось радостью… ее мягкие губы коснулись моих, как перышко, когда мы впервые поцеловались… То, как она покраснела.
Ее радостное хихиканье, когда мы проводили время вместе на берегу океана… То, как я преследовал ее, когда мы бегали по берегу моря… когда я впервые занимался с ней любовью.
Ее щеки краснели всякий раз, когда она злилась на меня, ее брови хмурились… ее резкие слова… слова поддержки… когда она впервые сказала, что любила меня… ее обещания.
И ее ангельское личико, когда она была в моих объятиях в последний раз.
Каждое воспоминание пронеслось перед моими закрытыми глазами.
Мое горло сжалось от отчаяния. Мое сердце болело так, словно в него вонзали нож снова и снова. Когда я открыл глаза, священник закончил свои молитвы, прося нас пойти на кладбище снаружи.
Глубоко вздохнув, я подошел к гробу, и Максвелл помог мне взвалить его на плечо. Мы вдвоем отнесли гроб на кладбище, которое ждало ее.
Это были не только ее похороны, но и частично мои, потому что она забирала с собой мое сердце. Все мое тело напряглось, пока я пытался оставаться сильным, но в глубине души я знал, что обманывал себя. На мгновение мне захотелось прыгнуть в могилу вместе с ней, но я знал, что не смог бы.
Она бы не хотела этого для меня. Моя дочь не хотела бы этого для своего отца.
Стиснув зубы, я сдерживал слезы, когда ее гроб опускали в глубокую свежевырытую могилу.
Священник пропел последние молитвы.
— Дай ей, о Господь, твой мир, и пусть твой вечный свет сияет над ней. Аминь.
Я всегда буду любить тебя, Тейя. Это всегда будешь ты.
Я буду защищать нашу дочь до своего последнего вздоха.
И я приду к тебе, Ангел. Однажды я приду.
Клянусь своим сердцем.
Был уже полдень, когда я покинул кладбище и поехал в приют, где находилась моя дочь.
У меня была цель. Мне было за что бороться.
И я буду жить ради нее.
Я должен заполучить ее до того, как ее забрали бы у меня.
Паркуясь на подъездной дорожке, я вышел из своего Range Rover и осмотрелся, чтобы найти несколько машин, припаркованных снаружи. Мое сердце бешено колотилось в груди с каждым моим маленьким шагом.
Некоторые дети играли, а пары сидели на диване, загипнотизированные их невинностью. Некоторые даже выражали беспокойство, в их глазах светились сомнения в отцовстве.
Я направился к коридору, к счастью, обнаруживая мать Лауру с озабоченным выражением лица. Ее удивленный взгляд встретился с моим, и на его месте тут же появилась мягкая улыбка.
— О, Люцифер. Что привело тебя сюда сегодня? — спросила она, наполняя свой бокал.
— Она… — я сглотнул, делая глубокий вдох. — Она в своей комнате?
Она прекрасно знала, о ком я говорил, потому что я, сам того не подозревая, спрашивал о ней каждый раз, когда находился здесь. Она кивнула, нахмурившись, с опечаленными глазами.