Он с силой хлопнул ладонью по столешнице, заставляя тарелки дрожать.
Мое тело вздрогнуло от неожиданности, когда я сглотнула.
— Теперь твое место здесь, и если ты хочешь выжить, то будешь жить по нашим правилам, — он повернул голову к моей тете. — И убедись, что она узнает все как можно скорее, иначе я переломаю тебе кости.
Он отодвинул тарелку, расплескивая остатки супа по всему столу, прежде чем покинул комнату, как разъяренный бык.
— Милая, я попытаюсь объяснить ему. Он может передумать… — тетя Мелани продолжала говорить, но все передо мной расплылось.
Вот и все. Вот каким было мое будущее.
Я танцевала бы на сцене вокруг шеста, а мужчины глазели на меня и швырялись деньгами, в то время как у меня нет собственного голоса, чтобы протестовать. Прежде всего, я была бы всего лишь объектом. Просто частью для их развлечения.
Чувствуя, что мое сердце вырывалось из груди, я побежала обратно в свою комнату, а тетя выкрикнула мое имя, захлопнув дверь, я дала волю слезам.
Я опустилась на пол, прислонившись спиной к двери и склонив голову, чувствуя себя побежденной, одинокой душой.
Мои родители никогда бы не захотели этого от меня. Они бы никогда не хотели, чтобы я вот так разрушала свою собственную жизнь. Но я здесь ничего не контролировала. Мой дядя мог выгнать меня в любой момент, как будто просто избавлялся бы от обузы.
Но куда я пошла бы? Что бы я делала?
Кроме моих дяди и тети, у меня больше никого не было. Я была бы бездомной.
Но в то же время я не хотела вести такую жизнь.
Я мечтала стать кем-то, на кого мои родители с гордостью смотрели бы с небес, потому что при виде своей дочери их грудь наполнилась бы гордостью. А если бы я была танцовщицей на шесте, то не сделала бы этого.
Каждый раз, когда Мелани говорила мне, что поговорила бы об этом с моим дядей, это зажигало во мне надежду, как свечу в темной комнате. Но она никогда не заговаривала с ним и, в свою очередь, в мгновение ока разрушала мою надежду, оставляя после себя облако боли и отчаяния.
Но это последний раз, когда я позволила себе жить в обманчивом мире, потому что на самом деле никто никогда не был рядом со мной.
На самом деле, у меня никогда больше не было бы мамы или папы. Никто меня не любил и никогда не полюбил бы. Я всегда была бы одна.
И это истины, с которыми мне пришлось столкнуться. Чем быстрее я приняла бы их, тем менее болезненными они были бы для меня.
Я наедине с тишиной — неподвижной, безмолвной пустотой моей комнаты. Я невольно вздрогнула, оцепенело уставившись в пол, и слезы потекли по моим щекам.
Я не знала, как долго я просто сидела на полу, рыдая навзрыд, но тихий стук привлек мое внимание. Я быстро села, смахивая слезы с лица.
— Тетя, пожалуйста, оставь меня в покое. Я больше ничего не хочу слышать, — задыхалась я. — Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, как всегда.
— Как насчет моей компании? — услышала я нежный приглушенный голос Люцифера.
Что он здесь делал?
— Открой дверь, Тейя…
— Пожалуйста, просто…
— Ты знаешь меня очень давно, Тейя, и знаешь, что я всегда получаю то, что хочу. Так что теперь я хочу, чтобы ты открыла мне дверь, — сказал он серьезным голосом.
Но я не сделала никаких попыток открыть дверь и просто стояла неподвижно, молясь, чтобы он в конце концов сдался и оставил меня в покое.
Я услышала, как он фыркнул через минуту, прежде чем пробормотал:
— Тебе лучше открыть сейчас, потому что у тебя есть пять секунд, прежде чем я выломаю эту чертову дверь.
Подождите. Что? Он бы не…
— Пять… четыре… три… два…
Я слишком устала, чтобы продолжать с ним спорить. Я хотела, чтобы меня оставили в покое. Я хотела, чтобы сон волшебным образом забрал воспоминания о сегодняшнем дне. Я открыла дверь, затем отступила, пропуская его внутрь. На нем синие джинсы, плотно сидящие на бедрах, и белая футболка. Его волосы растрепаны, и он просто стоял и смотрел на меня с… жалостью. Я не хотела его жалости или фальшивых заверяющих слов. С меня хватит их столько, что при одной мысли меня тошнило. Но внезапно Люцифер схватил меня за руку и почти потащил из дома. Ярость прожгла меня насквозь, и я пыталась вырваться из его объятий.