— Да, немного. Что-то случилось?
— Нет, я просто хотела услышать твой голос, — моя улыбка тает, когда до меня доносится страшный грохот и чья-то ругань на заднем фоне. — Кейн, у тебя все хорошо?
Грохот повторяется, но он звучит заглушенно, как будто сквозь толстый слой ваты, и после этого в динамике снова звучит голос Кейна.
— Прости, я не услышал.
— Я спросила, все ли у тебя хорошо, — на том конце теперь повисает тишина. Я слышу прерывистый вздох. — Кейн?
Я закусываю внутренню часть щеки, не сумев скрыть тревожности в голосе.
— Оливию завтра отпустят ко мне, — осторожно проговаривает он. — Ты… Сможешь прийти?
Я болезненно прикрываю глаза, чувствуя, как невидимые путы на моей груди стали туже. Оливия, маленькое теплое солнышко. Как же я по ней соскучилась…
— Я не знаю, Кейн. Мама узнала о моих прогулах. Я просто не знаю, насколько это теперь безопасно и…
— Я понял.
— Кейн, прости, я…
— Ким, — он прерывает меня. — Ким, всё в порядке.
Мы молчим.
Но это больше, чем просто молчание. Оно вдруг появляется из ниоткуда — призрачный мираж, глубокое чувство чего-то большого и стремительно надвигающегося, как горная лавина, давно ждущая своего часа, чтобы обрушиться вниз. Молчание внезапно становится мрачным, и я чувствую, как надо мной вырастает странная аморфная тень, — какой-то знак, какое-то предупреждение.
— Оливию забирают в новую семью, да? — дрогнувшим голосом шепчу я. Он не отвечает. Я тревожно прикусываю внутреннюю часть щеки. — Кейн! — в отчаянии кричу я.
— Я не знаю, Ким, — спокойным серым голосом говорит он. — Мне ничего не говорят. Они просто… Они разрешили мне ее забрать. На всю неделю.
А это значит только одно… Из моего горла выдирается всхлип отчаяния.
— Ким, не плачь, — ласково просит он. — Я что-то придумаю, слышишь?
— Я не хочу вас терять, — я отчаянно мотаю головой, я уже не слышу его, слёзы катятся по моим щекам и отчаянные всхлипы наполняют горло.
— Ты не потеряешь, — отвечает он и я слышу, как парни его зовут. Мое сердце ломается, оно надтрескивается, понимая, что это значит. — Ким, — его безутешный голос прерывается моим судорожным всхлипом. — Ким, мне нужно идти. Пожалуйста, не плачь. Все будет хорошо. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — тихо выдыхаю я, но он уже сбросил трубку.
27
Яркие косые лучи солнца бьют мне прямо в глаза, из-за чего весь остаток урока мне приходится жмуриться. От раскаленных окон выходят такие жар и удушье, что я чуть не сбрасываю руки в победном жесте, когда звенит звонок на перерыв.
Беспорядочная суета уставших одноклассников тут же сопровождается шумом из скрипучих деревянных стульев, разъезжающихся на сумках и рюкзаках молний и тихих переругиваний за первое место у выхода на свободу.
Я чувствую, как гудят мои мышцы от усталости, как стучат мысли по черепной коробке, больно отдаваясь в висках. Мне кажется, будто мне в голову заложили тяжелый кирпичный камень, он давит, вывинчивая и без того уставший мозг.
Реферат по астрономии сдан, контрольный тест по математике написан на отлично, впереди одна из важнейших годовых форм контроля — защита курсового проекта. Что ж, я смело могу начать обратный отсчет: до выпускного осталось всего десять дней. И я бы недовольно закатила глаза, сетуя на настойчивость учителей и слишком быстрый темп, но не сегодня. Сегодня я готова учиться непрерывно, лишь бы не думать о том, что Оливию забирают. Знаю, способ так себе, но это единственное, что спасает меня от удрученных мыслей. И, тем не менее, у меня осталось еще одно незавершенное дело, которое маленьким червячком подгрызает уголок моей души.
Половина одноклассников уже покинули кабинет, и я поднимаюсь с места, закидываю сумку на плечо и, медленно толкаясь с остальными в проходе, направляюсь вдоль по коридору между партами. Элайна сегодня не пришла в школу и мне даже не с кем поделиться переживаниями.
Я не выискивала его специально, по правде, я даже не уверена, хватит ли меня на то, чтобы найти его среди густой серой массы учеников, но удача сама повернулась ко мне лицом, когда в конце коридора неожиданно пронеслась знакомая рубашка.
— Стэн! — громко кричу я.
Парень резко тормозит и я ускоряю шаг, видя, как он с неохотой оборачивается.
— Чего тебе, Кимберли?
Почему-то мне этот тон не нравится, я чувствую, как руки начинает неприятно холодить.
— Я хотела поблагодарить тебя… О Боже! — вскрикиваю я, когда он полностью разворачивается ко мне, и я вижу его лицо. На нем красные ссадины с левой стороны, подбит глаз, на котором сформировался светло-фиолетовый синяк, и треснувшая губа. — Откуда это?