Харпер появляется рядом со мной и забирает у меня бокал.
– Если Лилит здесь, то последнее, что тебе нужно делать, – это пить.
С этим можно поспорить, однако я заталкиваю пробку обратно в горлышко бутылки. Я не пил уже несколько месяцев. С той самой ночи, когда Грей вернул Харпер из Вашингтона, округ Колумбия, еще до того, как мы узнали о его первородстве. До того, как проклятие было снято.
Вы неисправимы. Не понимаю, как я мог терпеть вас так долго.
Это слова Грея. То был единственный раз, когда я видел его пьяным. Наверное, это были самые правдивые слова, которые он когда-либо говорил мне.
Он стоял со мной на парапете замка, когда я уже почти превратился в чудовище в последний раз. Я намеревался принести себя в жертву. Я собирался прыгнуть. Я был в ужасе.
Грей оставался вместе со мной до последнего и держал меня за руку.
Мое горло сжимается. Я выдергиваю пробку и делаю глоток вина прямо из бутылки.
– М-да, – говорит Харпер.
– Как верно подмечено. – Мой голос звучит хрипло.
На этот раз Харпер забирает у меня бутылку. Я падаю в кресло перед камином и провожу руками по лицу.
– Почему ты мне ничего не рассказал? – тихо спрашивает она.
– Потому что я не могу потерять тебя снова, – говорю я. – Я не могу рисковать тобой.
Некоторое время Харпер молчит. У меня не хватает смелости поднять на нее взгляд. Она злилась на меня неделями, и это было более чем неприятно, и поэтому сейчас у меня нет никакого желания видеть разочарование или осуждение на ее лице.
Пальцы девушки скользят по моему плечу, и она садится ко мне на колени, устраивая голову в ложбинке под моим подбородком. От нее веет теплом и уверенностью.
У нее нет ко мне ненависти, и я едва не содрогаюсь от облегчения.
– Так вот зачем ты устроил этот бал для главных маршалов, – говорит она. – Тебе нужно было устроить представление для Лилит.
– Это должно было быть нечто большее, чем просто представление, если мы хотим получить хотя бы призрачный шанс отбиться от Силь Шеллоу, – отвечаю я. – Но да, ты права.
– Теперь я жалею, что не надела то платье.
– Я никогда не считал тебя пешкой, – говорю я, и это правда. – Ты вправе носить что захочешь.
Харпер молчит, и ее легкое дыхание согревает мою шею. Проходит так много времени, что мои мысли начинают рассеиваться и уплывать куда-то далеко. Возможно, причиной тому усталость, или же дело в вине. Скорее всего, одно другого не исключает.
– Ты позволял Лилит истязать себя, чтобы она не причинила вреда Грею, – шепчет Харпер.
Я помню все те нескончаемые муки, которые колдунья причиняла нам. Иногда она делала это от скуки, а иногда таким образом мстила или наказывала нас за преступления, о которых ведала только она. Ничто из того, что творила Лилит, не могло нас убить. Не тогда, когда проклятие вступило в силу. Тем не менее боль была настоящей и невыносимой.
Я стараюсь отвлечь внимание Харпер от Грея, когда могу. Проклятие заслужил не он, а я. Он должен был бежать во время первого сезона, когда я только перевоплотился. Иногда мне очень жаль, что он этого не сделал.
– Это все, что я мог для него сделать, – говорю я Харпер. – Он был предан мне, и рядом со мной его удерживало чувство долга. Никто не заслуживает пыток за свою верность.
– Грей как-то сказал мне, что его долг – истекать кровью, чтобы не пришлось истекать кровью тебе.
Я знаю. Я слышал, как он произносил эти слова.
Я вспомнил о них, когда смотрел, как хлыст разрывает кожу на его спине.
Мне срочно нужна эта чертова бутылка вина.
– Тебе не нужно было тогда справляться со всем в одиночку, – говорит Харпер. – И теперь не нужно.
– Я не знаю, как можно одолеть ее…
– Вместе, – говорит она. – Так же, как мы это сделали прежде.
Голос Харпер звучит с завидной уверенностью.
– Да, миледи, – шепчу я и целую ее в висок.
Я бы многое отдал, чтобы у меня была хоть толика этой уверенности.
– Ваше Высочество.
Мои веки вздрагивают. В комнате холодно и темно, и моя левая рука онемела. Во сне расслабленное тело Харпер стало тяжелее. Ее медленное дыхание легко касается моей кожи. Огонь в камине поник до тлеющих углей.