— Папа? Папа… — проводила я его полным слез взглядом.
«Плод любви стихийного мага и лесной колдуньи», — как сказала ректор Цветана.
Червивый плод грязной любви! Никому не нужный!
Озарение было столь жестоким, что я впилась зубами в край ладони, прокусив кожу до крови, чтобы не разреветься.
— Вкусно? Можно, мне попробовать? — на меня смотрела смешливая рыжая девчонка с такой копной кудрявых волос, что казалась вдвое больше, чем есть.
И откуда только взялась?
Мне стало стыдно, и я соврала:
— Очень! Угощайся! — протянула ей руку.
Вместо того чтобы в ужасе отпрянуть и скривиться, рыжая неожиданно схватила меня за запястье, подтянула мою руку к себе и слизнула капельку крови.
— Фу! Все ты врешь! Обычная.
Она вдруг зажмурилась и вгрызлась в собственную руку.
— Вот! Сравни, — протянула ее мне. Я уставилась на приличный такой след от ее зубов. Девчонка себя не пожалела. — Давай, смелее? Или забоялась?
— И ничего я не забоялась! — я тоже слизнула каплю ее крови.
— Фу!
— Еще скажи, что твоя не такая же, — она заливисто расхохоталась, а затем снова протянула руку, но уже для рукопожатия. — Анатрана Лис. Можно просто Ана.
— Тала… Талира Малина, — представилась я новым именем.
— Никакая ты не Малина! — хитро сощурилась рыжая.
— Откуда знаешь? — я нахмурилась.
— Знаю. Ты же от ректора Цветаны только что вышла. Она многим дает новые имена. Но не переживай, я никому не скажу. Мы же теперь кровные подруги, верно? — Ана мне лихо подмигнула и помахала укушенной рукой.
Моя новая знакомая была такая светлая, солнечная и жизнерадостная, что я как-то разом позабыла обо всех горестях и улыбнулась:
— Верно!
— Слушай, а что это был за мужик?
— Какой мужик?
— Ну, важный такой. Который едва тебя с ног не сбил и даже не извинился.
— Это не мужик. Это мой отец, — снова погрустнела я.
— Во-о-он что, — улыбка пропала с лица Анатраны. — А я думала, ты отца звала, чтобы он этому невоспитанному хрену навалял. Ой! — подпрыгнула вдруг она, потирая зад. — Но ведь хрен — растение! — выкрикнула она куда-то в небо и, чуть присев, зажмурилась.
— Что с тобой? — ничего не понимая, я уставилась на подругу.
— В академии нельзя ругаться.
— Неправда! — возмутилась я. — Еще как можно!
— А вот и нельзя!
— А вот и можно!
Мы уставились друг на друга, стиснув кулаки. Но тут Ана расслабилась и снова просияла улыбкой, на этот раз уж больно коварной:
— Хорошо. Обзови меня как-нибудь.
— Да вроде бы не за что… — я даже растерялась.
— То-то же! Испугалась, да?
— И ничего я не испугалась! Просто мой отец только что ругался. Обозвал меня проклятым отродьем, и ему ничего за это не было…
— Это потому что он мужчина. Правило только учениц и адепток касается. Тебе сколько лет? Мне двенадцать, — резко сменила она тему.
— И мне.
— Слушай. Это, конечно, не мое дело, но отец у тебя какой-то странный.
Я тяжело вздохнула.
— Раньше он меня любил. Или мне так только казалось? Тогда он не обзывался, по крайней мере. За что, Ана? Что я ему такого сделала, а? — мне снова захотелось плакать, и я отвернулась.
Анатрана подошла и обняла меня за плечи.
— Не плачь, Лира. Все будет хорошо. В Долине весело, ты быстро забудешь о плохом. Будем дружить, учиться, а на каникулах будем ездить ко мне. Я познакомлю тебя со своими родителями и братьями.
— У тебя много братьев?
— Если родных, то шестеро. Если двоюродных, то… Я и не сосчитаю даже, наверное, — она рассмеялась и подмигнула: — Марк — самый симпатичный, а Калеб — самый умный. Отец говорит, когда-нибудь передаст ему главенство в семейной компании.
— Ого! Удивилась я. А у меня только сестра. И ту я никогда в жизни не видела…
— Это как же так? — Ана увлекла меня на уютную лавочку среди клумб и цветов.
— Отец женился, когда мне исполнилось пять…
Калле, Хрустальная Принцесса, дочь герцога Дюштрассе из Ониксовых Скал была моложе моего отца на восемнадцать лет. Светлокожая темноволосая красавица, холодная и надменная, сразу меня невзлюбила. Первое время я честно старалась быть хорошей девочкой, как и просил папа. Но милая со мной при отце, Калле один на один откровенно шпыняла падчерицу. Так прошло несколько месяцев.