Тут он поднял кверху заветный ларчик: Золотое Перо было вложено в дополнительную оболочку, укрепленную и окропленную каплей королевской крови. Тем не менее, пламенный ореол клубился вокруг и то и дело пробивался за пределы хитроумного футляра.
— Кто вложил сюда заветное, признавайтесь, — приказал он.
— Младшие принцы, — ответили ему, — Крестники здешнего демиурга.
— Значит, Филипп и Филиппа, — кивнул он. — Так я на это и положил… полагал, конечно. Вот им и нести свет в мрачные джунгли.
— А ты с нами пойдешь, Бьярни? — спросил Филипп.
— Не сомневайтесь. Полечу как на крыльях.
И в самом деле полетел.
ГЛАВА II. Америка
Вертолет с двумя пассажирами и пилотом — им, естественно, был Бьярни с его привычкой постоянно рулить и разруливать — облетел почти всю северную половину континента и дал им троим убедиться, что не сохранилось почти ничего из высотных зданий ближайшей современности. Отчего-то над плоскостью Нового Йорка одиноко возвышалась двойная башня Международного Купеческого Центра: или то было оплотневшее привидение? Должно быть, в давние времена ему было пожертвовано вдоволь крови…
Города и прочие строения и раньше выглядели коростой на теле Земли, а ныне и эта короста была неопрятна: ровного слоя детрита, как в Европе, здесь пока не наблюдалось. Проплешины с неровными краями, воронки с плоским дном, неряшливые груды чего-то серовато-бурого…
Остальное скрывалось под пологом гигантского, невероятного леса.
— Так мы ничего не отыщем, детишки, — сказал Бьярни, повернув голову со своего места. — Не бронтозавры же здесь водятся.
— Мы хотели бы увидеть пирамиды, — объяснил Филипп.
— Наполеоны, тоже мне. Века глядят на вас с вершин этих пирамид, как говорится.
— Теокалли, — поправила Филиппа. — Совсем другие. Скорее как вавилонские зиккураты в Азии.
— Тогда приземляться надо. Сдаётся мне, что сверху они изрядно позарастали мохом-травою…
— А животные?
— А я?
Бьярни был не зря так самоуверен: против обученного боевым искусствам живого меча не устоит никто ни в Верте, ни в Рутене: разве что такие же клинки, которым, думали все, давно уж нет дела до человеческой возни.
Приземлились они, однако, не в Мексике, а в низовьях Амазонки: нечто подозрительно напомнившее им коническую груду щебня, то и дело мелькало здесь из-за кустов, какими тут служили нормальные деревья. Выбрались из летуна, оставили ему для ориентации кое-что из того, что не влезло в заплечные мешки, и скрылись в глубине зарослей. Добрую половину суток они двигались как бы внутри звериной шкуры с пышным мехом, с жилами лиан. Хотя Бьярни снова оборотился острой сталью и бойко прорезал им всем дорогу в душной зеленой утробе, молодые люди уставали и чувствовали некую жуть. И немудрено: в своем собственном доме и то бывает страшно — если он слишком большой. Ибо пустынная земля выказывала невиданную роскошь и свободу, но казалась голодна по-прежнему: не отдавала, но вбирала в себя своих мертвецов. Там, где они шли, от земли поднимались гнилостные испарения: бродила закваска нового мира, мелкие твари покрывали останки мертвых деревьев и трав сплошным шевелящимся покрывалом
— Земля была дана в дар — и этот дар, наконец, решил обособиться и отгородиться от человеческого беззакония. Природа взяла себе назад свой Путь, — говорил Филипп.
— Это у тебя от утомления, братец, — посмеивалась Филиппа. Как все женщины, она была выносливей.
— Знаешь, Бельгардам, по крайней мере в самом начале, было полегче: они — мыши под сводами, а мы… наверное, просто букашки типа муравьев, которые здесь кишат. Безмозглые. Наверное эти… нас так и воспринимают.
— Кто — эти?
— Верхние. Я что-то улавливаю: будто ментальный ветер.
Некоторое время спустя летун догнал их, и ночевали все внутри титанового корпуса, в скорлупе яйца.
— Только и ожидаем, что некто в простоте душевной захочет на нас поохотиться, — съязвил Бьярни.
Однако ночь прошла без эксцессов.
На следующее утро они пролетели некоторое пространство и снова спустились вниз.