Из темной арки очень кстати выскочил Алексей.
- Чего так долго? – накинулся на однокурсника мой визави.
- Очередь, - вяло оправдывался Леша.
Они проводили меня до самой двери, проследили, чтобы заперлась на два оборота, и ушли. Эх, тимуровцы, тимуровцы...
***
Наверное, я не человек, а какой-нибудь Громозека с туманной планеты Чумароз, потому что на двенадцатой неделе беременности, когда нормальных женщин перестает тошнить, меня вдруг начало. Не иначе как самовнушение подействовало, или расконспирированные Штирлицы резвились. Пришлось спихнуть ответственность за варение обеда и тушение ужина на Люсьену, а самой спешно удирать из кухни.
Время детское, еще восьми нет. Чем заняться до одиннадцати?
Первым делом подошла к зеркалу. Повернулась боком, задрала майку – изменений не видно. Повернулась в фас – та же картина, Репина «Приплыли, но куда - непонятно».
При мысли о том, как отреагирует Артемий, в груди полуиспуганно-полурадостно ёкало. Радужные картины дальнейшей жизни замелькали перед глазами. Пришлось гнать.
Чем же заняться-то? Мне не сиделось, не лежалось, не стоялось, только ходилось. Взяла было спицы и недовязанный плед (планировалось около двухсот разноцветных квадратиков, связанных вместе), но после третьего загубленного ряда отложила. Та же участь постигла альбом с набросками. Смирившись, я улеглась на диван, позвала к себе под бок Арчи и позвонила домой.
Мама, как обычно, занималась уборкой. Любит она это дело, особенно на ночь глядя.
Анька недавно вернулась с тренировки, поэтому спала сном праведника. Учеба в колледже ее полностью устраивает, а отношения с Аликом по прозвищу Крокодил явно перешли на новый уровень. Во всяком случае, сестрица больше не изображает висельника, услышав словосочетание «мой парень».
Крокодила мы вылечили, и, хотя Артемий придерживался классической теории, что человек не меняется за неделю, перемены в Алике стали очевидными уже через пару дней. Он перестал сутулиться, сменил очки на контактные линзы и записался в соседнюю с Анькой спортивную секцию. В Анькину не рискнул. Кому охота получать в нос от любимой девушки, пусть она и кандидат в мастера спорта? О большем, чем прогулки, кафе и ожесточенные сетевые баталии, Крокодил пока не заикался, однако права на мою свободолюбивую сестрицу заявил недвусмысленно. Анютка, конечно, порыкивала командным рыком, но больше из принципа, чтобы имидж не терять.
- Аличка – хороший мальчик, - пыхтела мамуля. Судя по всплескам, она драила полы в нашей немаленькой квартире. – Спокойный, рассудительный, честный, животных любит. Упорный, это сразу видно, но дважды подумает, прежде чем кулаками махать. Для Анечки самое то. Надеюсь, у них всё серьезно.
- Очень, - заверила я. – После третьего курса сразу в ЗАГС.
- А почему после третьего-то?
«Вот сдашь анат, гисту и патан (анатомия, гистология и патологическая анатомия, экзамены по которым – кошмар наяву для большинства студентов-медиков – прим. автора), и хоть женись», - вспомнилась заповедь родной альма-матер.
- Ну, можно и раньше, - великодушно разрешила я.
Мы с мамой развлекали друг друга до девяти вечера, пока я не почувствовала, что засыпаю. Решение во что бы то ни стало дождаться Воропаева уже не казалось таким правильным. Тоже, что ли, уборкой заняться? Без резких движений, пыль там протереть...
На этой оптимистичной ноте я отрубилась.
- ...а ты говорил: «Свет горит! Слово «наоборот» для женщины – почти образ жизни!» Давай ее сфоткаем на память? Назовем фотку: «Они сражались до последнего», - прошипели из коридора.
- Печорин, имей совесть, заткнись! Гаджет, иди в баню! Я тоже рад тебя видеть...
- Змеюки вы водоплавающие, - проворчала я, не открывая глаз. – Могли бы хоть ради приличия шипеть потише.
Они застыли на месте. Кое-кто – опять же, по звукам сужу – получил неслабенький подзатыльник.
- Но я, кстати, тоже рада вас... слышать. С приездом!
Обнять себя мужчины не позволили, сославшись на то, что грязные. Печорин, сменив засаленную тельняшку на чистую «алкоголичку», отволок на кухню трофейную рыбу и под негодующий писк Люськи принялся разделывать.
- Да вы спите, ребят, - разрешил вампир, белозубо улыбаясь. – Мне всё равно на поезд в шесть утра, а так полезным делом займусь, котлеток нам нажарю...
Прикинув, чем обернется для нашей с Люськой цитадели «полезное дело», забрала у альтруиста доску для мяса, снабдила доской для рыбы, старыми газетами, целлофановыми кульками и пришедшим в негодность передником. За рвение от души поблагодарила, но котлетки уговорила не жарить. Мои обонятельные рецепторы не вынесут этой пытки.
- Ужинать будете? – промычала я и, пока не стало слишком поздно, отвернулась к раковине. От рыбного духана темнело в глазах.
- Ой, не-е, благодарю покорно, - протянул Женька, отрубая голову очередной рыбешке. – Лично я по дороге... накушался. Но за Тёмыча не отвечаю, лучше спроси. Слушай, Вер, ты хорошо себя чувствуешь? Ты какая-то чересчур зеленая...
Такими темпами я скоро получу мастера спорта по выскакиванию из кухни.
Артемий успел отнести пакеты с грязными вещами (я мысленно призналась мужу в любви) и рыбацкое барахло на лоджию, а сам плескался в душе. Я заглянула в спальню за полотенцем. Из ванной их вечно утаскивали, а Артемий забывал взять с собой.
Не успела я повесить полотенце на крючок, как распахнулась запотевшая дверца душевой кабины, и меня бесцеремонно затащили внутрь. Трикотажные штаны и майка тут же промокли, облепив тело, но куда крепче облепили объятия.
- Привет, - шепнул муж, смахивая поцелуями капли с моих щек и шеи.
- А я... полотенце... принесла... – выдохнула я, подставляясь под эти поцелуи.
- Полотенце – это хорошо, - согласился он.
И мы пропали.
Я и не думала, что можно так соскучиться! Это разлука длиною в год – испытание для любви, а разлука в восемь дней – скорее, издевательство.
Воропаев жадно целовал меня, поглаживая и сжимая все выдающиеся места. Я отвечала тем же. Штаны и майка бесформенным мокрым комом лежали на полу.
- Ты точно с рыбалки вернулся, а не с армии? – всхлипывала я.
- Ну ее нафиг, эту рыбалку, - ощутимо содрогнулся Артемий. – Я, конечно, мужик, но не садист. Мне морально проще рыбу на рынке покупать.
Мы замерли ненадолго, просто наслаждаясь теплом друг друга. Сверху на нас лилась вода. А, правда, ну ее, рыбалку эту...
- Ты голодный?
- Зверски, - зевнул муж и потерся носом о мою шею, - но нету сил, чтобы двигать челюстями. Мне бы кофейку. Сделаешь?
К нашему возвращению Печорин успел разделаться с рыбой и даже привести кухню в более-менее презентабельный вид. Чистотой сверкало всё, кроме самого Женьки. Подложив под щеку разделочную доску, он храпел на разные лады. Окровавленные руки нежно сжимали пакет с требухой, а в темно-русых волосах поблескивала чешуя.
Воропаев не отказал себе в удовольствии запечатлеть эту картину для потомков.
- Наш ответ «Сражавшимся до последнего» - прошептал муж, переворачивая телефон так, чтобы в кадр вошла подставка для ножей. – «Утомленный маньяк».
Глава десятая
Тамара и демон
Животный страх физического или морального насилия несовместим с любовью.
М. Хасьминский.
Дождь раздраженно хлестал по лобовому стеклу «Ленд Ровера». Тамаре казалось, что хлещут ее – без жестокости, монотонно, но от того не менее больно. На коленях Тамары лежал букет бледно-розовых роз, который она рассеянно пощипывала за листья. Розы пахли цветочным магазином, дорогим кофе из кофейни, ароматизатором для автомобиля – чем угодно, только не сами собой.