***
На следующий день после полудня пошел дождь. Он барабанил в окно, рисуя внешний мир размытыми акварельными красками. Я сидела в кабинете Грейсона, глядя на дубы и ворота за ними, распечатки бухгалтерских отчетов лежали передо мной на чистом столе. Я организовала его кабинет, и теперь у всего было свое место, будь то в папке с файлами, аккуратно помеченной в нижнем ящике стола, или в одном из лотков для бумаг, стоящих на столе. Когда я встала, Шуги плюхнулась у моих ног и зевнула.
— Оставайся здесь, девочка. Я сейчас вернусь.
Я нашла Шарлотту и Уолтера на кухне, они сидели рядом друг с другом за большим обеденным столом, перед ними стояли чашки чая.
— О, привет, дорогая. Не хочешь выпить с нами по чашечке? Температура сегодня действительно упала.
— Конечно. Я только принесу чашку. Оставайся здесь, — рассеянно сказала я Шарлотте, когда она начала вставать. Я села за стол и протянул свою чашку Шарлотте, и она налила чай из стоящего на столе чайника. Поблагодарив ее, я обхватила руками теплую чашку и позволила теплу просочиться в мою кожу.
— Ты в порядке? — спросила Шарлотта, в ее тоне прозвучала нотка беспокойства. — У вас с Греем все в порядке? Кажется...
— Да, у нас все хорошо, — я улыбнулась. — Лучше, чем хорошо, — я поджала губы. — Это кое-что другое, — я смотрела туда-сюда между Шарлоттой и Уолтером, не желая выражать словами то, что я подозревала, но зная, что должна это сделать.
— Что? — спросила Шарлотта. Она и Уолтер, казалось, стали очень неподвижными.
— Я изучила старые бухгалтерские записи, и мне кажется... ну, кажется, что Форд Хоторн целенаправленно загнал этот виноградник в упадок. Это вообще возможно? — прошептала я. Шарлотта и Уолтер посмотрели друг на друга, их выражения лиц были мрачными.
— Ты не должна рассказывать Грейсону о том, что обнаружила, — сказала Шарлотта. — Я вообще не сторонница утаивания правды, но... он достаточно пострадал от рук своего отца, а это... это уничтожит его. Может быть, когда-нибудь... Думаю, мы узнаем, когда придет время, но не сейчас. Он только начал исцеляться.
Я выдохнула с силой.
— Это правда, — сказала я, дрожь пробежала по моему телу. — Почему? Зачем он это сделал?
— Это было его последнее послание Грейсону, — сказала Шарлотта, ее глаза заслезились. — Уолтер пытался отменить все, что мог — пытался сохранить все возможное, но когда Форд узнал, что он болен, а Шейн и Джессика сказали, что не хотят иметь ничего общего с этим виноградником, он понял, что может оставить его только Грейсону, и принялся за его уничтожение. К счастью, у него было меньше времени, чем он думал, но и за то короткое время, что он пробыл здесь, он успел причинить достаточно вреда.
Мне стало плохо, тошнота подкатывала к желудку.
— Он так сильно его ненавидел? — несмотря на теплый чай в руках, мое тело внезапно промерзло до костей. Я поняла, что сжимаю чашку, и ослабила хватку.
— Он ненавидел себя, — сказала Шарлотта, и впервые с тех пор, как я ее знаю, я услышала в ее голосе горячий гнев. — И он направил это в свои отношения с сыном. Он хотел оставить Грейсону никчемный кусок ничтожества в качестве последней пощечины. Это было жестоко, уродливо, мстительно и...
— Это ложь, — раздался голос Грейсона из дверного проема. Мы все вздрогнули, горячий чай выплеснулся на мои руки, когда мое тело дернулось.
— Грейсон, — вздохнула я.
— Нет, — сказал он, но его голос прервался, когда он прислонился к дверному косяку. Шарлотта, Уолтер и я быстро встали и бросились к нему.
— Грей, — сказала Шарлотта, протягивая руку, чтобы взять его за плечо, ее лицо выражало глубокую боль.
— Скажи мне, что это ложь, Шарлотта, — сказал он, его глаза умоляли ее.
На ее лице отразилась скорбь, но она опустила глаза. Она не могла солгать в ответ на прямой вопрос, только не Грейсону. Ущерб был нанесен. Грейсон повернулся и быстро вышел из комнаты, направляясь к лестнице.
Шарлотта и Уолтер пошли за ним, но я подняла руку.
— Дайте мне поговорить с ним, — сказала я. — Пожалуйста.
Они оба кивнули, Шарлотта сжала руки в кулаки, выглядя страдающей.
— Если мы вам понадобимся, мы будем рядом, — сказал Уолтер. Я кивнула, грустно улыбнувшись.
Я поднялась по лестнице, неверие все еще терзало мое сердце.
Как это возможно?
Просматривая записи, я испытывала подозрения, но мне было трудно поверить, что это действительно может быть правдой. Неужели кто-то может быть настолько злым? Может ли кто-то так сильно ненавидеть в конце своей жизни? Это наследие, которое он решил оставить? Не могла поверить в это. Такая месть была совершенно нереальной для моего разума. Я вошла в нашу с Грейсоном спальню и увидела, что он стоит перед окном, глядя на дождь.