— Что, черт возьми, это было? Ты плакала? — спросил Грейсон, придвигаясь ко мне, на его лице было что-то среднее между гневом, беспокойством и настороженностью.
— Я... да, — я выпустила еще один дрожащий вздох. — Нам нужно поговорить, Грейсон, — я покачала головой, мои руки свободно болтались по бокам. — Мы можем пойти внутрь?
Он мгновение изучал мое лицо, и настороженность внезапно вышла на первый план.
Боже, я собираюсь причинить ему боль, а он и так уже настрадался.
Ужас заставил меня осунуться.
Он повел меня в сторону дома, а я изо всех сил старалась не обращать внимания на дрожащие ноги и следовать за ним в его кабинет. Я удивилась такому выбору, но, возможно, он привел меня туда просто потому, что это была ближайшая комната к входной двери.
— Не хочешь присесть? — спросила я.
— Я лучше постою, — резко ответил он. Он вел себя со мной так по-деловому. Я задрожала, обхватив себя руками. — Что происходит, Кира? — его поза и настороженное выражение лица напомнили мне человека, ожидающего удара.
— Деньги заморожены, — прошептала я, мое лицо осунулось.
На его лице отразилось сначала замешательство, а затем шок.
— Что? Как?
Я глубоко вдохнула.
— Мой отец... Я даже не знаю подробностей. Он что-то сделал, предъявил претензии, как-то заморозил это до тех пор, пока дело не будет расследовано.
— Ладно, какие бы претензии он ни предъявлял, они беспочвенны. Эти деньги твои по условиям.
— Знаю, — сказала я, мой голос сорвался. — Но он может заморозить их так надолго, что мы будем вынуждены начать продавать вещи, чтобы выжить. Он может. И он сделает это.
Грейсон резко выругался, проведя рукой по волосам.
— Мне так жаль. Я недооценила его. Не думала...
Грейсон уставился куда-то вдаль, его выражение лица было нечитаемой маской, он молчал так долго, что я сомневалась, заговорит ли он вообще.
— Почему Купер был здесь и о чем вы говорили? Ты упомянула, что твой отец использовал меня, — наконец спросил он, вернув свой взгляд ко мне. — Что ты имела в виду? Скажи мне.
— Купер... он просто, не знаю, притворялся, что беспокоится обо мне, — я придвинулась к Грейсону, положила руки на его бицепсы и посмотрела ему в лицо, используя свои глаза, чтобы умолять его. — Пожалуйста, постарайся понять то, что я скажу тебе дальше. Пожалуйста, пойми, почему я говорю тебе об этом только сейчас. Сначала я не думала, что это необходимо… а потом, чем больше времени проходило...
Грейсон стал каменно-неподвижным.
— Выкладывай, Кира. Сейчас же.
Я отвернулась от него.
— Я рассказывала тебе, как стажировалась у своего отца. Часто бывала в его офисе. Подслушивала... — я уронила руки и устремила взгляд к Грейсону, который внимательно слушал. Я покачала головой, пытаясь найти правильные слова. — Мой отец, он всегда считал, что если у него есть влияние на местных судей, то он обладает высшей властью, — в этом отношении он не ошибался. Правда не имела значения, факты не имели значения, если люди, принимающие окончательные решения, были у тебя в кармане. Он подготавливает их, если может, как в случае с Купером, он делает одолжения, заключает сделки... Он делал это годами.
Власть, все возвращается к власти.
— Какое отношение это имеет ко мне?
Мои глаза переместились на жесткие линии лица Грейсона.
— Однажды вечером мы были в его офисе после окончания рабочего дня. Я заканчивала несколько проектов, пока ждала его. Судья Вентворт, судья по твоему делу, — я взглянула на него, но выражение его лица не изменилось, — зашел проконсультироваться с моим отцом по нескольким делам, одним из которых было твое.
— Продолжай, — сказал он, мускул дрогнул на его сжатой челюсти.
Я издала длинный вздох.
— Я передавала файл и подслушала достаточно... достаточно, чтобы понять. Это был год выборов, понимаешь, и мой отец посоветовал ему бросить тебя в тюрьму — дать тебе высшую меру наказания, чтобы дать понять, что он не только суров к преступлениям, совершенным бедными и меньшинствами, но и выносит суровые приговоры богатым, белым преступникам. Это все игра — игра восприятия и манипулирования фактами. Игроки не имеют значения, отдельные жизни не имеют значения — все можно извратить, если подойти к этому с правильной стороны. Ты был пешкой. Это причина, по которой ты не получил общественные работы или минимальный срок, как считал твой адвокат. Из-за моего отца ты сел на пять лет. И я... Я никогда не забывала твое имя. В тот день в банке я услышала его и вспомнила.
Я наконец отважилась взглянуть на лицо Грейсона, ища понимания, но, хотя его кожа побледнела, выражение его лица не выражало ничего, кроме холодной бесстрастности.