Он упал, мигом перевернулся на живот и сразу же — снова на спину, с силой выбросив в стороны ноги. Подошвы сапог описали стремительный круг.
Лезвие кинжала рассекло лишь воздух. Державший его стражник, видимо, был столь убежден в неотразимости выпада, что, промахнувшись, потерял равновесие.
Носок сапога Ллеу ударил его в висок, и было ясно — удар смертельный.
Но самое поразительное заключалось в другом…
Юноша вовсе не казался в этом поединке проворнее или быстрее в реакции, нет — он просто действовал так, словно знал заранее, что произойдет в следующий миг.
Второй нападавший находился левее и чуть позади. Он быстро пригнулся, что-то нащупывая управой лодыжки. Ллеу шагнул к нему.
Его движения стали каким-то странными, глаза расширились, рот приоткрылся. Юноша взмахнул руками, будто собирался плыть; тесноватая рубаха лопнула у него на спине.
Противник выпрямился, сжав деревянную рукоятку своего оружия, к которой была прикреплена стальная струна. На другом ее конце свисал граненый металлический шар размером с кулак взмахнул рукой, и шар полетел в лицо Ллеу. Раздался звон предельно выжатой струны.
Шар не достиг цели буквально на полпальца.
Тогда стражник закружил возле юноши, не отрывая от него взгляда. Внезапно он прыгнул вперед, разом покрыв разделявшее их расстояние.
Рука изогнулась в резком рывке — но на миг позже, чем требовалось. Только на миг…
Ллеу резко — упреждающе — поднял левую руку, и стальная струна захлестнула его запястье. Он отклонился назад, натягивая струну, и неожиданно легко — словно черенок из гнилой сливы — вырвал оружие из руки врага, одновременно нанеся ему удар ногой в пах.
Стражник с воем упал и перекатился в сторону, в последней отчаянной попытке подняться. Возможно, это могло бы помочь ему — в бою с обычным противником.
Но не с этим.
Едва поверженный враг оказался на спине, Ллеу подпрыгнул, вымахнув вверх почти на три локтя.
На миг он словно застыл в воздухе… Потом каблуки его сапог ударили лежащего человека в грудь.
Раздался хруст костей — и тяжесть тела юноши, умноженная на страшную силу прыжка, смяла грудную клетку. Вероятно сердце и легкие были мгновенно раздавлены — стражник содрогнулся, изо рта его выплеснулся фонтан крови. Потом он затих. Юноша быстро восстановил дыхание.
— Путь свободен, — сквозь зубы проговорил он, оборачиваясь к Конану, все еще находящемуся под впечатлением увиденного; глаза юноши сузились, и горели яростью, он ничуть не сожалел о том, что сделал. — Это не человек, — выдавил он, очевидно, о втором убитом. — Сволочь, мразь… сколько невинных людей он погубил…
Ллеу был прав: он знал, что имел дело с тем, кто прошедшей ночью доставлял жертв к гробу Паука.
Взяв лошадь под уздцы, юноша первым вступил в Зильбербург.
Город словно вымер. На улицах не было ни души. Ноздри юноши хищно раздулись.
— Уже сейчас здесь творятся страшные дела, — тихо произнес он. — Что же завтра-то будет, когда эту гадину хоронить поволокут?
— Ллеу, — попросил киммериец, — ответь мне только на один вопрос. Ты действительно заранее знаешь, как и куда будет нанесен удар? Ты можешь предвидеть чужие действия?
— Когда я дерусь, я ни о чем не думаю, — ответил юноша. — Все происходит, как во сне. Понимаешь, какая штука: я родился бойцом. Это дар. Я уже говорил тебе, что не умею, не могу объяснить… Я не люблю убивать. Но иногда другого выхода. Вот Аватара поступил бы иначе. Он просто прошел бы мимо них незамеченным или сквозь стену бы проник. Всевидящие тоже могли бы им отвести глаза, наверное… А я не умею. Только драться. Видно, каждому свое.
— Ну, что ж… А куда, собственно, мы идем?
Ллеу задержал шаг.
Глядя в глаза своему спутнику, он тихо и отчетливо произнес:
— К Пауку. Как бы его ни охраняли, мы должны до него добраться. И чем скорее, тем лучше. Помнишь, ты мне рассказывал, что был в Заморе королем воров? Думаю, теперь тебе потребуется вспомнить все свои таланты по этой части.
— Ты собрался украсть морионовое ожерелье.
— А ты считаешь, мне его могут подарить?
Довольно скоро они приблизились к замку, в котором жил — и умер — чернорез. Строение не особо впечатляло размерами, но в том, что это именно замок, сомневаться не приходилось. Никаких следов охраны, тем не менее, заметно не было.
Однако Ллеу прислушался к чему-то словно внутри себя и проговорил:
— Он там. Я чувствую. Но туда так просто не войдешь. Колдуна стерегут не люди.
— Тогда кто же еще, во имя Крома?!
— Кто-кто — нечисть. И она тут просто кишмя кишит. Правда, бдительность у них у всех малость притуплена. Сытые они сейчас… кровью и болью невинных жертв сытые, — глаза юноши юниц, сузились и яростно блеснули, что свидетельствовало о праведном возмущении и с трудом сдерживаемом гневе. — Ладно же, ублюдки… берегитесь! Я испорчу вам празднество! — Ллеу с трудом перевел дыхание. — Конан, здесь есть потайной ход. Двинемся к нему — так надежнее.