Если даже антархи совершили великий грех, позволив Гринсвельду похитить маттенсаи, они заплатили сполна, принеся неисчислимые жертвы — и она, Таона, равно как и Ванкрид, ничего больше не были им должны. У них и так отняли все, что они имели. Кроме жизни. Но вот это она не собиралась уступать ни богам, ни демонам, ни кому бы то ни было.
В отличие от нее, мальчик продолжал возносить молитвы. В нем проснулся пророческий дар. Его посещали видения настолько отчетливые, что Ванкрид не отличал их порой от реальности, и, и вещие сны.
Он в подробностях описал Таоне человека, который теперь владел маттенсаи, а позже и второго, являвшегося его спутником.
«Первый — великий герой, — пояснял мальчик, — а другой — наш брат, похожий на нас, хотя и не антарх, и глаза у него не голубые, а зеленые. Оба они сильны, как древние атланты, и не ведают страха… хотя они люди, и они смертны, но для них превыше всего — честь и долг… Они знают о нас и о том, что мы живы, и спешат, чтобы помочь нам и Хаагену. Кровь зеленоглазого помнит первый Хааген…»
«Какой еще первый? — нахмурилась девочка. — Я знаю только один».
— «Был и другой, давно… — словно в трансе, проговорил Ванкрид. — Очень давно! Все забыли. Он далеко… из него вышли антархи, и не только антархи, и…»
«Антархи — потомки Асвельна, — решительно возразила Таона. — Это было известно каждому! Ты сам все забыл».
Ванкрид не стал с нею спорить. Если женщина решила поставить на своем, лишь глупец унизиться до того, чтобы понапрасну сотрясать воздух, пытаясь ее переубедить.
Невероятная же юность Ванкрида с глупостью ничего общего не имела, поэтому он попросту предпочел до срока не возвращаться к этой теме.
Таона хранила саму жизнь, Ванкрид — ее дух, смысл и суть, делая то, что и положено женщине и мужчине. Она уже в десять зим была колдуньей; он, в двенадцать, пророком.
О таких людях через века доходят только легенды, слишком мало общего имеющие с реальностью и наделяющие слабых людей невиданными способностями… Нет, они не могли бы голыми руками разорвать пасть внезапно напавшему хищнику или выжить после прямого попадания молнии.
Они были смертны, и точно так же, как и все остальные люди, хрупки и уязвимы, подвержены тем же слабостям, как и всякий человек из плоти и крови, сомнениям, страху и отчаянию; так же страдали от холода, жажды и боли. Разве что неимоверно сильный дух поддерживал в них тот огонь, что сиял в глазах, не угасая, и озаряя собою долгий путь через жизнь, — которая в действительности не проста и не обыкновенна, а трудна и сложна.
Они не хотели и не могли ждать, когда им придут на помощь иные герои, кем бы таковые ни оказались. Ожидание в бездействии — вот что было по-настоящему гибельным. Ибо тем, которые пробивались к ним, было не менее тяжело, и Ванкрид знал об этом. Пусть он не мог проследить за каждым шагом Конана и Ллеу, однако почти всякий раз, когда на тех двоих надвигалась новая катастрофа, сердце его замирало и обрывалось, падая куда-то вниз; и мальчик сжимая кулаки так, что белели костяшки пальцев, а ногти до крови впивались в ладони… Когда же опасность отступала, он в очередной раз вздыхал с облегчением.
— Мы сами должны идти к ним! — восклицал юный антарх. — И вместе вернуться в Хааген!..
Таона была с ним вполне согласна. Сознание того, что где-то есть люди, думающие о ней и о Ванкриде, придавало ей сил. Что бы ни случилось, они придут; эти двое сильных! И принесут с собой маттенсаи… обязательно принесут.
Ах, если б в самом деле можно было двинуться им навстречу! Но сначала этого не позволяло сделать состояние ее друга, а потом произошло нечто еще более жуткое. К своему ужасу, Таона обнаружила, что, в каком бы направлении они ни шла, неведомый морок возвращал ее назад на прежнее место. Она описывала круг — и возвращалась. Ни вперед, ни назад пути не было. Один и тот же заколдованный круг, против которого были бессильны заклятия и заговоры. Девочка боялась сообщить Ванкриду о своем прискорбном открытии. Но он узнал об этом сам.
— Кажется, нам сложновато будет отсюда выбраться, — сказал он однажды.
Таона взглянула на него в панике.
— Ты… тебе известно?
— Да, известно. Ты не можешь перешагнуть границу круга, ведь так? Но, Таона, самое плохое не в этом.