— Я не думаю, что твои родители подглядывают за нами на кухне, — я кладу руки на столешницу, чтобы успокоиться. Трудно сосредоточиться, притворяться, когда ему так хорошо. Сильный и уверенный, каждый мускул его груди и живота прижимается к моей спине. — Теперь мы можем перестать притворяться.
Я задыхаюсь, когда он толкает меня вперед, прижимаясь нижней частью к моей заднице, заставляя почувствовать его твердый член. Моя кожа жаждет большего, по венам разливается жажда. Мое тело плавится и выгибается для него.
Нет никакого объяснения, почему он единственный, кто прикасается ко мне сексуально, и это не приводит меня в бешенство.
Руководства по посттравматическому стрессовому расстройству не существует — я имею в виду, я уверена, что кто-то его написал, но каждый справляется с ним по-своему. Никто не говорит о том, что в одну минуту ты целуешься с парнем в туалете клуба, а в следующую оказываешься под своим насильником. От одного этого запаха ты можешь упасть на пол в своей кухне, зажав голову между коленями, и задыхаться.
Я превратилась из молодой студентки колледжа, позитивно относящейся к сексу, в человека, который больше не верит в желание и сексуальное влечение.
Но Сайлас как будто знает, как удержать меня в настоящем. Двумя руками он прижимает меня к земле, отказывается отпускать и заставляет чувствовать все.
Это пугает.
— Это не для них. Это для меня, — шепчет он, касаясь моей кожи губами, оставляя легкие, как перышко, поцелуи.
— Я… — хныканье заглушает мои слова, когда он прижимает мое тело к стойке, моя сердцевина пульсирует, а он впивается в меня сзади.
Возникает непреодолимое желание прикоснуться к нему. Кожа к коже. Никакой одежды или преград. Только он.
— Когда они уйдут, ты позволишь мне окрестить это место? — он стонет, когда я откидываю голову ему на грудь, давая ему больше доступа ко мне. — Нагну тебя прямо над этой стойкой, посмотрю, как ты раздвигаешь ноги, и буду насаживать тебя на свой член, пока ты не будешь капать на пол моей кухни.
Я закрываю глаза, погружаясь в ощущение его рук, прижимающихся к моему животу и заставляющих наши тела быть вместе. Он не дает мне сомневаться, не позволяет долго размышлять, зная, что если бы я это сделала, то отстранилась бы, заставила бы отдалиться друг от друга, чтобы защитить нас обоих от гнева разорванной связи.
Падать весело, пока не ударишься о землю.
Когда один из вас остается с хрупкими костями, а другой мертв.
Позади нас раздается кашель и мое лицо горит. Я уверена, что я цвета пожарного гидранта. Я отхожу в сторону, освобождаясь от объятий Сайласа, и вижу, как его родители смеются, стоя в дверном проеме.
— Боже мой, — бормочу я, в то же время Сайлас спрашивает:
— Нужна с чем то помощь? — его челюсть напряжена, скулы дергаются.
— О, не будь таким заносчивым. Мы с твоим отцом тоже когда-то были молоды, — Зои обхватывает Скотта за плечи и притягивает к себе. — Мы не хотели мешать вам, голубки, но мы хотели кое-что обсудить с вами, прежде чем уйдем. Твоему отцу завтра рано вставать.
Я уверена, это означает, что «у него химиотерапия».
— Мы с твоим отцом разговаривали, — она смотрит на своего мужа, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Мы знаем, что вы состоите в законном браке, и мы так рады за вас двоих. Я просто хотела бы увидеть, как мой старший ребенок пойдет к алтарю. Из-за всего, что происходит, я…
Она замолкает, чувствуя, как к горлу подступает комок эмоций, и прикрывает рот рукой.
— Я бы хотел умереть, зная, что мне удалось увидеть, как женится хотя бы один из моих сыновей, — говорит Скотт, расправляя плечи. Он так непринужденно говорит о смерти, словно уже подготовился к ней. Несмотря на химиотерапию, он не молится о чуде; он просто смирился со своей участью. Я не знаю, что больнее: надеяться или смириться со смертью так скоро.
— Папа, — Сайлас прочищает горло. — Мы с Коралиной…
— Мы были бы рады.
Эти слова были произнесены с грустью и чувством вины. Последнее, что мне сейчас нужно, это устраивать свадьбу, но эти люди, эта семья заслуживают чего-то хорошего.
Его мать и отец понятия не имеют, почему мы это сделали. Все, что они знают, — это то, что их сын выглядит счастливым. Я не хочу отнимать это у них, пока нет.
— Действительно? — глаза Зои загораются. — Боже мой, это фантастика! Я думала, мне придется пустить в ход слезы.
— Карточка больного раком оказывается полезной, — шутит Скотт, и на его лице появляется такая же улыбка.
Я подхожу к Сайласу и обнимаю его за талию. Я знаю, мы этого не планировали и не обсуждали, но я не могу отказать его родителям. Только не так. Не тогда, когда я знаю, что просто пользуюсь их добротой, плетя красивую паутину лжи, в то время как мы с их сыном работаем над разрушением системы.
— Я не хочу тебя расстраивать, — говорит Зои, проходя дальше на кухню и приближаясь ко мне, прежде чем провести ладонью вверх и вниз по моей руке, успокаивая меня, как это сделала бы мать. — Мне посчастливилось родить трех неугомонных мальчиков, но я в тайне ждала, что у меня родится дочь. Больше всего на свете я бы хотела спланировать эту свадьбу для вас двоих, конечно, под вашим руководством. Мы могли бы узнать друг друга получше, потому что мне бы очень хотелось сделать это с тобой, Коралина.
Мне было больно осознавать, что у меня никогда не было возможности почувствовать, как меня принимает собственная мать, испытать безусловную любовь между ребенком и родителем.
Думаю, еще больнее осознавать, что я ей лгу.
— Конечно, Зои, — говорю я.
— Фантастика! Давайте пообедаем на следующей неделе, чтобы обсудить некоторые детали?
Я киваю, соглашаясь, как раз перед тем, как она заключает меня в объятия. В нос ударяет запах ванили, и я понимаю, что это сладкая нота в аромате Сайласа. Ваниль, как его мать, несущая свою любовь с ним, куда бы он ни пошел.
Когда она отстраняется от меня, у меня перехватывает дыхание. Скотт ласково улыбается своей жене, словно она держит в руках солнце. Сайлас обнимает меня за талию, а Леви присоединяется, спрашивая о пироге.
На краткий миг я позволяю себе представить, что было бы, если бы это была моя семья. Кем бы я стала, если бы руки, призванные вырастить меня, укрепили мой дух, а не заставили его ненавидеть? Если бы добрые слова давались свободно, а не с кислым послевкусием?
В кармане у меня жужжит телефон, и когда я достаю его, мои брови хмурятся.
— Кто это? — спрашивает Сайлас, стоящий рядом со мной, как будто заметил, что мои плечи напряглись.
— Мой домовладелец, — я чувствую, как холодок пробегает у меня по спине.
— Алло? — отвечаю я нерешительно, прижимая телефон к уху и отходя от всех.
— Мисс Уиттакер, это Йен из вашего дома, — начинает он. — Извините, что звоню вам так неожиданно, но служба безопасности только что сообщила нам, что в вашу квартиру вломились.
Мое сердце замирает, и время замирает.
Острые, как бритва, когти паники вонзаются в мою грудь и крепко сжимают ее. Я напоминаю себе, что Лилак сегодня с Реджиной в парикмахерской, что она в безопасности, но это не останавливает приступ страха.
Я слушаю, как Йен говорит мне, что полиция уже там, но его голос начинает затихать. Ничто больше не является безопасным — даже четыре стены моего дома, которые должны были стать убежищем от всего этого хаоса.
Реальность возвращается со своими проворными, холодными руками, напоминая мне, что это не моя семья. Что я не настоящая жена, и есть мужчина, который отказывается меня отпускать.
Ничего хорошего не бывает по-настоящему. Только не для меня.
Не навсегда.
22. РАНЕНЫЕ ЛЮДИ
Коралина
То, что раньше было для меня безопасным убежищем, превратилось в извращенное отражение живущего во мне беспорядка. Каждый дюйм этого места напоминал о том, как много мне приходится бояться. Я позволила себе слишком далеко отклониться от плана. Позволила Сайласу затянуть меня в себя и увести подальше от опасности, от которой он не мог меня защитить.