— Что это? — спрашиваю я, глядя на чернила и покрасневшую кожу вокруг рисунка.
— Обол Харона41, — он бормочет, держа во рту колпачок от маркера. — Чтобы оплатить наш путь через Стикс в загробный мир.
Я хмурюсь, когда он рисует то же самое на Руке, потом на себе.
— Вот.
— Что именно делает это дерьмо?
Он засовывает маркер обратно в карман джинсов, затем отвечает.
— Так мы найдем способ вернуться друг к другу, — он смотрит на каждого из нас, стиснув зубы. — Мы воруем. Мы горим. Мы истекаем кровью. Мы клянемся, что, несмотря ни на что, мы вернемся друг к другу, даже после смерти.
Это глупый рисунок. Глупая клятва, которую мы даем. Кто знает, где мы будем через двадцать лет? Возможно, завтра мы даже не будем знать друг друга.
— Ты читал «Илиаду» и «Одиссею»? Кто-нибудь еще знал, что Али умеет читать? — говорит Тэтчер.
— Я тебя, блядь, ударю, если ты еще раз меня так назовешь.
Я качаю головой, глядя на отметину на своей руке.
Сейчас мне кажется, что это самый важный момент в моей жизни.
Неважно, куда мы пойдем и что случится, я буду помнить об этом. Я буду помнить, что у меня были друзья, которым в этот момент было не все равно, чтобы дать такую клятву.
Это хорошо.
Этого достаточно.
— На Стикс? — произношу я, и они отвечают в унисон.
— На Стикс.
Коралина плачет, и мне так хочется быть рядом, чтобы утешить ее.
Рук сделает это.
В голове звучит эхо.
Рук поможет ей справиться с горем, чтобы она не была одинока. Парни будут опираться друг на друга. Они будут заставлять друг друга двигаться вперед, потому что это то, что мы делаем. Мы движемся вперед.
— Я… я люблю тебя, — я задыхаюсь, невозможно холодно цепляясь за сознание, но сон — это песня, которую я не могу заглушить. У него сильные руки, и он затягивает меня в себя.
Коралина расплывается в тумане. Я не вижу ее лица и надеюсь, что она слышит эти слова и знает, что они всегда предназначались ей.
— Не надо, пожалуйста, — умоляет Рук, но умолять некого.
Бога здесь нет.
Ибо тень и долина принадлежат мне.
Я не боюсь зла.
— Клянись м-м…
Мой голос больше не работает. На этот раз он покидает меня навсегда.
— Я обещаю, Сай. Клянусь на Стиксе, она со мной.
— Нет! Рук, не говори так. Черт возьми, не говори так. Он в порядке, хорошо? Не говори так! Он в порядке. Малыш, ты в порядке…
Ее голос звучит как заклинание на расстоянии.
Я не думаю, что ее колдовские губы способны произнести заклинание, которое остановит это. Не тогда, когда это кажется таким неизбежным. Смерть всеобъемлюща. Она покрывало. Щит.
— С тобой все в порядке. Я тебя люблю. С тобой все будет в порядке. Я тебя люблю.
В пространстве витают громкие звуки, но темнота — это комфорт. Она приходит ко мне, когда уходит холод, и ничто не берет верх.
Я — воздух и все, что между ними.
Я безграничен.
35. ХОЛОДНЫЕ НОГИ
Сайлас
Ничего не болит.
Я ощущаю оцепенение, которое окутывает меня, словно куртка, призванная защищать от боли. Яркий свет ослепляет меня, когда я моргаю, пытаясь приспособиться.
Когда я смотрю вниз, меня окутывает жуткая тишина, высокая трава доходит мне до пояса, колышется вокруг моего тела, но ветра нет. Передо мной раскинулись яркие цветы, бесконечные по длине и цвету.
Полевые цветы такие яркие, что у меня режет глаза, но пчелы не жужжат.
Я протягиваю руку вниз, не в силах почувствовать зеленые стебли под ладонью, хотя они обвиваются вокруг моих пальцев. Это одновременно и все, и ничего.
Ощущение того, что я жив, но не живу по-настоящему, было ошеломляющим. Вся красота вокруг меня была насмешливой, даже жестокой. Это показало мне жизнь во всей ее чудесности, но оставило меня в ловушке внутренней пустоты небытия.
— Сайлас!
Чей-то голос нарушает тишину вокруг меня. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть назад, но ничего не вижу, только мили и мили цветов. Когда я поворачиваюсь обратно, хмурюсь, вдали начала вырисовываться фигура.
С каждым шагом она становилась все более четкой.
— Сайлас! — она снова кричит, на этот раз я вижу улыбку на ее лице, радость, которая окружает ее, словно нимб.
— Рози? — я задыхаюсь, произнося ее имя, слезы ручьем текут по моим щекам. Слезы радости от того, что с ней все в порядке, что она счастлива, что она здесь. Но они также пропитаны страданием, печалью, потому что я мертв.
Я умер и оставил Коралину одну.
Она останавливается в нескольких футах от меня, волны рыжеватых волос обрамляют ее лицо, на ней тот же наряд, что и в день нашей последней встречи.
— Я хотела прийти попрощаться, — она наклоняет голову, веснушки на ее щеках покрываются морщинками, когда она улыбается мне. — В прошлый раз мы так и не попрощались.
Мое тело, моя душа годами чувствовали тяжесть. Меня тяготило то, что я так и не попрощался с ней, что я был последним человеком, которому она доверила увидеться с ней перед тем, как ее убили.
— Мне очень жаль, Рози. Прости, что отпустил тебя домой одну, — мой голос звучит приглушенно для моих собственных ушей, но я знаю, что она слышит его, потому что она начинает хмуриться. — Прости, что я не защитил тебя, хотя обещал, что сделаю это.
— Это была не твоя вина, Сайлас. Я умерла, и в этом не было твоей вины.
Ее голос мягкий, ласковый, успокаивающий. Так похоже на нее.
— Ты не виноват в моей смерти, — ее улыбка возвращается, юность в ее чертах заставляет мою грудь гореть. Она так и не познала жизни, ей так и не удалось стать кем-то. Розмари была миром возможностей, обернувшимся трагедией. — Я умерла, и это нормально — простить себя.
В глубине души я слышу голоса. Рев и крики где-то вдалеке, но позади меня ничего нет. Чувство онемения начинает покидать меня, мои кости обретают тяжесть, и я чувствую ноги.
— Мои ноги замерзли.
У меня замирает сердце, когда я опускаю взгляд и вижу ее бледные ноги без носков. Слезы обжигают мои глаза, и я позволяю им упасть. Я хочу вернуть ее, забрать с собой, чтобы у нее был шанс почувствовать жизнь. Чтобы она снова увидела Сэйдж, чтобы снова влюбилась.
Я хочу дать ей бесконечные возможности. Я так сильно хотел этого для нее.
— У тебя всегда мерзли ноги без носков, — говорю я, горло сжимается.
— Эй, Сайлас? — ее голос теперь звучит шепотом, а цветы между нами начинают увядать. Холод возвращается в мое тело, и как бы сильно я ни хотел, чтобы Рози была счастлива, я хочу вернуться.
Я хочу вернуться к Коралине, потому что не могу оставить ее одну.
Я — разрушитель ее проклятий.
Я не могу стать еще одним человеком, которого она потеряет, любя. Я хочу быть тем человеком, который докажет, что ее можно любить, громко и бесконечно, не находясь при этом мертвым.
— Да? — спрашиваю я.
Розмари наклоняет голову, и сонная улыбка появляется в уголках ее исчезающего лица. Она погружается в покой.
— Можешь понести меня в последний раз?
Я хочу вернуться, но это? Это было «прощай», которое я так и не смог сказать человеку, проявившему ко мне доброту. Это было прощание с человеком, который показал мне, как любить, так что к моменту встречи с Коралиной я уже умел это делать. Кто научил меня так многому о себе еще до того, как я понял, кто я такой?
Это было прощание с чувством вины за то, что меня не было рядом.
Итак, я смотрю на нее в последний раз, зная, что до конца своих дней буду хранить любовь, которую мы с Розмари Донахью разделили навсегда. В знак памяти о ней и благодарности за все, что она сделала.
Она умерла, зная, что была любима многими, и это все, о чем каждый из нас может мечтать в конце своих дней.