Коралина принимает все как должное и почти не вздрагивает, когда моя мама появляется с цветовой палитрой для репетиционного ужина и разными вкусами тортов. Не говоря уже о том, что Лилак отрывается по полной, подбирая цветы для церемонии, и уже несколько дней не перестает говорить о покупке свадебного платья.
С этим я могу согласиться. Коралина в белом — моя любимая эротическая мечта. Я не против снова увидеть ее в свадебном платье.
Присутствие Коралины в моем доме не так страшно, как я думал. Мне нравится, когда она рядом, несмотря на то, что с ней то жарко, то холодно. В один день она впускает меня, а в следующий — снова выставляет вон.
Это маленькая забавная игра, в которую мы играем.
Она притворяется, что я ей не нравлюсь, а я позволяю ей думать, что я в это верю.
Я не из тех, кто отрицает свои желания, и никогда таким не был. Я прямолинейный человек. Если я кого-то хочу, я этого хочу. Они узнают об этом, а я хочу Коралину.
Все больше и больше, чем дольше она находится в моем доме.
У меня начинает болеть голова, когда я вспоминаю о Стивене. Из-за этого, а также из-за того, что мне приходится присутствовать на благотворительном вечере на этой богом забытой работе, я жалею, что не взял с собой обезболивающие. Это даже не сбор средств — это мероприятие для общения с конкурирующими компаниями. А это значит, что у меня нет другого выбора, кроме как поддерживать беседу.
У моего отца это получалось гораздо лучше, чем у меня. Он умеет развлекать людей, болтать и смеяться. Я не из таких мужчин.
Но на работе, здесь? По крайней мере, я могу что-то делать. По крайней мере, мои руки не бездействуют.
Самое ужасное в ситуации со Стивеном то, что мы ничего не можем сделать. Нет никаких зацепок; с тех пор как он ворвался в квартиру Коралины, не было ни слова. Мы просто сидим, сложа руки.
Мы знаем, что он где-то рядом, наблюдает за нами. Мы чувствуем его в воздухе. Его присутствие витает в Пондероза Спрингс, как вирус.
Когда в голове всплывает мысль о Стивене, я инстинктивно оглядываюсь в поисках Коралины. Она ушла в уборную, но это было несколько минут назад, а значит, она втянута в разговор, из которого ей определенно нужно помочь выбраться.
Коралина милая, когда ей комфортно, но у нее острые зубки. И хотя то, как она показывала их своей мачехе на днях, меня завело, я бы очень хотел избежать необходимости сдерживать людей, пока она нападает на кого-то за то, что он засранец.
Я осматриваю банкетный зал, залитый мягким золотистым светом люстр. Люди грациозно двигаются, смеются и разговаривают друг с другом в своих дорогих нарядах. В углу играет группа из двух человек тихую музыку, а официанты разносят серебряные подносы с закусками.
Я уже собираюсь направиться в уборную, когда замечаю ее ярко-оранжевое шелковое платье-комбинацию в пол. Мне чертовски нравится, как она уложила волосы: гладко зачесала их назад и заправила за уши, чтобы подчеркнуть четко очерченные скулы.
Каждый раз, когда она укладывает волосы вот так, я думаю только о том, как бы намотать эти каштановые и белые пряди на свой кулак. Использую их как рычаг, чтобы засунуть свой член ей в глотку.
Я так увлечен ею, ее потрясающей фигурой в этом платье, что не замечаю, что она делает. Я не замечаю, что в данный момент она хлопает своими гребаными ресницами, глядя на мужчину в чертовом галстуке-бабочке.
Нет, пока один из его пальцев не проводит по всей длине ее руки.
Я провожу языком по щеке, допиваю остатки своего напитка и ставлю стакан на стойку.
Я не могу его винить.
Коралина — это темный мед.
Сладкая, неотразимая, но с изюминкой, как ни у кого другого.
Идеально выглядящая куколка для высшего общества, которая могла бы надеть туфли на каблуках и завоевать сердце любого встречного. Но в глубине души есть острота и коварство, которые говорят о том, что в постели она будет развратна.
Она — то, чего хочет каждый мужчина, стоящий в этой комнате, но никогда не сможет получить.
Потому что она моя.
Я встаю позади маленькой фигурки Коралины, возвышаясь над ней, и смотрю на мужчину перед ней.
— Сайлас, — выдыхает она, когда моя грудь касается ее спины. Что-то сжимается у меня внутри, когда я понимаю, что ей даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что это я.