Я просто хочу увидеть, как он истекает кровью. Захлебнется и умрет прямо здесь, на этом танцполе.
Как раз в тот момент, когда я снова замахиваюсь, чья-то рука обвивается вокруг моей талии. Она с силой дергает мое тело назад, и спина упирается в твердую грудь. Я корчусь в хватке, брыкаюсь ногами, но никуда не могу сдвинуться.
Господи, черт возьми, этот охранник большой.
Мои ногти впиваются в предплечье, обхватывающее мою талию, царапая его кожу, но я всего лишь котенок, нападающий на Годзиллу. Его почти не смущает мое сопротивление. Он просто отодвигает нас от толпы, которая собралась вокруг.
— Девочки! Я не могу их просто так оставить! — кричу я, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках людей, с которыми я только что познакомилась, но которых не хочу оставлять на произвол судьбы.
Но когда я замечаю их мельком, то вижу, что их прикрывают три больших тела, уводя подальше от суматохи. Мой желудок скручивает от беспокойства, всплеска адреналина и алкоголя, которые создают внутри бурлящую смесь.
Меня вот-вот стошнит, и я уже собираюсь сказать ему об этом, как вдруг мы выходим из переполненного клуба в уединенный, тускло освещенный коридор. Куда мы идем? Куда он меня ведет?
Нет, нет, нет. Только не снова. Это не должно повториться. Пожалуйста.
Ноги опускаются на пол, в голове звучит тихое эхо музыки, а спина упирается в стену, обнаженную кожу покалывает, когда прохладная поверхность прикасается ко мне.
Мускулистые руки заключают меня в клетку. Я чувствую тяжесть цепей, сковывающих меня холодными одинокими ночами. Мой желудок урчит, требуя еды, которую мне не дают. Я отчаянно нуждаюсь в свежем воздухе, который не был бы таким противным на вкус.
Той борьбы, что была во мне раньше, больше не существует. Я позволила страху поглотить меня целиком и заморозить. Мои руки неконтролируемо трясутся, мысли в беспорядке, хаотичный вихрь прошлых и настоящих тревог. Непреодолимое чувство, что вот-вот произойдет что-то ужасное, не покидает мой желудок.
Разум — опасное место, а мой захватил шторм, закручивая и топя меня, пока я отчаянно ищу якорь среди бушующего ветра.
— Пожалуйста, — умоляю я.
Боже, как я себя ненавижу. Полузадушенная мольба горчит в горле, и я чувствую себя жалкой из-за того, что произнесла ее вслух. Я качаю головой туда-сюда, прижимаясь к стене.
Я не могу вернуться в подвал.
Я не могу быть жертвой, только не снова.
Не могу.
Я задыхаюсь от воспоминаний о травме, которую ненавижу. Он сказал, что вернется за мной, и мне потребовалось время, чтобы понять, что он имел в виду не только физическую силу. Дышу поверхностно, крошечными вдохами, как будто легкие боятся впустить слишком много воздуха.
Стивен Синклер никогда не оставлял меня в покое.
Я чувствую его запах в воздухе. Ощущаю его присутствие за плечами с каждым шагом. Слышу его голос в своих снах. Я уверена, что только горько-сладкое милосердие рук смерти избавит меня от него.
Я разваливаюсь на части на глазах у всех, и я не могу остановить это.
Время теряет свою власть надо мной. Секунды растягиваются в вечность, но все происходит в ускоренной перемотке. Я остро чувствую каждое ощущение, каждый звук, каждое движение вокруг меня. Это похоже на то, как если бы мои чувства были на пределе, каждый сигнал безжалостно бомбардирует меня, заставляя чувствовать, что я вот-вот разлечусь на части.
Грудь сжимается еще сильнее, тело дрожит, мышцы напряжены, словно я готова бежать от невидимой угрозы. Стены словно смыкаются вокруг меня, прижимаются все ближе и ближе.
Мне нужно сбежать, найти безопасное место, хотя я не думаю, что когда-либо знала, что такое безопасность.
— В 1815 году Адольф Андерссен пожертвовал обе ладьи и ферзя, чтобы поставить мат Лионелю Кизерицкому.
Крошечные волоски на моей шее встают дыбом, а по обнаженным рукам разбегаются мурашки. Я едва слышу слова, мой мозг не улавливает смысла.
Только голос.
Ровный и спокойный, как ночное небо.
Сайлас Хоторн.
— Последний ход, 23.Qh6#12, ей дали название «Бессмертная игра».
Теплые ладони, намного больше моих собственных, обхватывают мою голову. Кончики пальцев вдавливают произносимые слова в мой затылок, пряди моих волос проходят сквозь щели между его пальцами, пока его голос уговаривает меня выйти на сушу.
Мои брови дергаются, когда я открываю глаза. По щекам текут слезы — смесь разочарования, растерянности и страха. В коридоре темно, почти пусто, и все, что я могу различить, — это очертания его тела.