Я кричу эти слова в потемневшее небо, умоляя дать ответ, который никогда не получу. Каждый день я задаю себе миллион вопросов, и ни разу не смогла найти на них ответа.
Почему я была так слаба? Почему я? Почему я любила его так сильно, что до сих пор чувствую, как угольки любви обжигают мои вены? Как он мог так сильно контролировать меня?
Мои крики прерывает ответ. Не от звезд, а от голоса на другом конце телефона.
— Чтобы наполнить.
— Что? — я опускаю голову, нахмурив брови.
Его тон — это твердая рука, спокойная вода.
— Жизнь оставила тебя опустошенной, чтобы у тебя было место заполнить его. Мы пустые только тогда, когда позволяем себе оставаться таковыми.
— Как? С чего мне начать? Я не…
— Узнай, Коралина. Ты жила не просто так. Выясни зачем.
— Разве ты не должен быть просто ухом? — я немного смеюсь, ладонью вытираю слезы со щек, глубоко вдыхая свежий воздух. У меня кружится голова от всех этих эмоций.
— И голосом, — замечает он, и хотя я не вижу его, но слышу ухмылку в его словах.
Мелкий дождь капает на мои руки. Природа хочет сказать мне, что мой сеанс эмоционального сброса подходит к концу. Но я задерживаюсь на несколько минут, испытывая облегчение от того, что у меня есть что-то, что угодно, что может заземлить меня еще на пару секунд.
Мне не обязательной быть Коралиной Уиттакер, выжившей в «Доме ужасов Синклера». Я не вундеркинд, отмеченный наградами, и не царственная дочь Джеймса Уиттакера. Я не старшая сестра девушки, из-за которой я заперлась в этом городе, и не младшая сестра брата, чье чувство вины перетекает в мое.
Я — Коралина. Я не в порядке, и что теперь? Пока этого достаточно.
— Я не хочу умирать, — шепчу я.
— Тогда не надо.
Дождь льет чуть сильнее, барабаня по крыше. Я слизываю капли с губ, позволяя воде смыть слезы с моего лица. Может быть, если дождь будет идти достаточно сильно, я не смогу заметить разницу.
— Я даже не знаю, как жить.
— Никто не знает.
Переступая границы дозволенного, я задаю ему еще один вопрос. Возможно, именно поэтому он положит трубку, потому что я мало что знаю о человеке на другом конце провода, кроме слухов и мимолетных встреч с ним, но все знают, что значила для него Розмари Донахью.
— Как ты выжил после того, как потерял Розмари?
Я всегда считала, что его горе прекрасно. Живое напоминание о любви, потерянной слишком рано.
К моему удивлению, он не повесил трубку и не сказал, чтобы я отвалила. Вместо этого он вздыхает. Из динамика доносится звук щелкающей зажигалки.
— Я этого не сделал.
Я усмехаюсь:
— Так ты мертв?
— Ты не знаешь? — и снова я слышу, как он ухмыляется. В своем сознании я вижу только его губы, поднятые в уголках. — Они говорят, что я мертв изнутри.
— Они называют меня проклятой. Интересно, что хуже?
Дождь продолжает усиливаться, мне нужно зайти внутрь, пока я не соскользнула с крыши и не воплотила в жизнь свои суицидальные мысли. Можно ли умереть случайно, если в планах уже было покончить с собой?
— Спасибо. Я у тебя в долгу, — тихо говорю я, охрипшим от слез горлом.
— Хорошо, — бормочет он, не заставляя меня давать больше, чем я готова, и принимая мое заявление.
Молния озаряет небо, и вдалеке раздаются раскаты грома.
— Не перезванивай мне. И я больше не буду звонить. Я просто…
— Я знаю, — он замолкает. — Ты не должна мне ничего объяснять. Я всего лишь голос, помнишь?
Я знаю, что этот телефонный звонок меня не излечит. Он не исцелит мои страхи и не залечит травму, хотя я отчаянно этого хочу. Но приятно быть живой, а не просто в порядке. Есть с кем поговорить, есть кто-то, кто знает, что я борюсь за каждый вздох.
После этого мне придется вернуться к холоду, оцепенению и бесчувствию, чтобы просто прожить день. Я позволяю себе один момент слабости, но не больше.
— Коралина, — говорит он, прежде чем я успеваю повесить трубку.
— Да, Сайлас?
Голос на другом конце снова напоминает мне, что он не просто голос или ухо. Что он человек, который тоже чувствует эту боль, эту пустоту внутри, и он ищет что-то, чем можно заполнить ее.
— Мне пришлось научиться не жить ради травм и потерь. Я живу вопреки им. Не дай ему победить.
ДВА ГОДА СВОБОДЫ
Март
2. ТИХИЕ ВОДЫ ГЛУБОКИ
Сайлас
Жизнь — это потеря.
А промежутки между — это всего лишь наши попытки справиться с ней. Отвлекаемся от неизбежных переживаний, прячемся от того факта, что, как ни прискорбно, все мы в конце концов умрем.