Он ни с кем не заговорил, просто медленно, методично передвигался, занимаясь своим делом.
Как член класса Обслуги, он знал лишь один язык — Англайский.
Таким образом, в стенах нашей школы — за исключением времени Клятвы — ему не позволено было говорить.
Он просто смотрел вниз, собирая отбросы.
Он уже был старше, чем Анджелина — шесть, может, семь — с непослушными волосами и мозолями на грязных босых ногах.
Голова его была опущена, и цвет глаз я видеть не могла.
Он остановился рядом, ожидая увидеть, нет ли у нас мусора, который он должен подобрать.
Я взяла свой ланч и достала печенье, которое испекла мама.
Осторожно показала печенье мальчику. убедившись что никто другой не заметил.
Я подняла глаза, надеясь, что он он посмотрит на меня. Но нет.
Когда он приблизился, я придвинула печенье к нему. Так же, как отдала бы ему мусор, оставшийся от ланча.
Любой, кто мог видеть, ничего не заподозрил бы.
Мальчик взял печенье, таким же привычным жестом, как он подбирал ежедневно мусор. А я, ожидала увидеть взволнованность или благодарность, но не получила ничего.
Выражение его лица оставалось пустым, глаза отведены в сторону.
Он был осторожен…и умен.
Похоже, умнее меня.
Я заметила, как, уходя, он сунул печенье в карман, и улыбнулась.
Голос Брук привлёк моё внимание.
— Какого рода доказательство они обнаружили? — спросила она Арона напряженным голосом.
Новости о задержании Шайенн всполошила всех.
К сожалению, Шайенн была не единственной.
Слухи о предательстве короны приживались, зарождаясь, как вирус и распространяясь как чума.
Была объявлена награда для тех, кто донесёт на любого подозреваемого в измене. Это поражало и разлагало умы обычных граждан
Люди сдавали друг друга, выискивали информация на друзей, соседей, даже членов семьи, чтоб снискать расположение королевы.
Доверие стало ценностью, которую позволить себе могли лишь немногие.
А настоящее доказательство — то, которое могло быть действительной уликой, а не мелочной сплетней, — было смертельным.
— Они нашли карты в её владении. Карты. принадлежащие сопротивлению.
Губы Брук сжались, голова поникла.
— Черт возьми.
Но меня это не убедило.
— Как они могут быть уверены. что это карты повстанцев? Кто тебе это сказал?
Арон поднял голову, посмотрев на меня грустными золотистыми глазами.
— Её брат мне сказал. А донес на неё её же собственный отец.
Остаток дня я провела, думая о Шайенн Гудвин.
Что же это значит, если отец сдает собственную дочь? Родитель предает своего ребенка?
Но за себя я, конечно, не беспокоилась.
Мои родители были абсолютно непоколебимы, настолько преданные и надежные, насколько только могут быть родители.
Я была уверена в этом, потому всю мою жизнь они хранили мой секрет.
Но как же остальные? Если восстание будет наростать, и королева будет все также чувствовать себя в опасности? Сколько ещё семей будут продолжать свою жизнь за счёт молодых?
КОРОЛЕВА
Королева Сабара подтянула повыше шкуру, накинутую на колени и расправила её скрючеными пальцами.
Она была слишком стара для холода, её кожа слишком тонка — почти как лист бумаги — а её тощая плоть цеплялась за усталые кости.
Две девушки — служанки вошли в комнату, низко пригибаясь и тихонько разговаривая, чтоб не вспугнуть её.
Это смешно, подумала она.
Она была стара, но не пуглива.
Одна из девушек — новенькая — по глупости потянулась к выключателю на стене, от которого загорались электрические лампочки наверху.
Другая девушка остановила ее как раз вовремя, сжав пальцами её запястье прежде, чем та могла сделать ошибку.
Было ясно, что она служила не достаточно долго, чтобы знать, что королева терпеть не могла яркий свет электрических лампочек, что она скорее предпочла свет от свечей.
Сабара внимательно следила за парой своим, как всегда острым, взглядом, пока они подкидывали в огонь дрова и поддерживали пламя.
Через мгновение она повернулась и пристально посмотрела через стеклянную стену, выходящую на зеленые лужайки ее усадьбы.
Ей было много о чем подумать, на сердце было тяжело, на нем лежало бремя страны в смуте…её страны.
Она постоянно размышляла о том, что же будет с престолом, если повстанцы не будут остановлены в ближайшее время.
Они уже и так наносят слишком большой ущерб, и её просто разрывало изнутри от боли при виде того, что они сделали с её землями и её подданными.
Хотела бы она знать, сколько же ещё сможет выдержать старая женщина.
Но еще раз напомнила себе, что у неё нет выбора.
Если бы на горизонте появилась бы другая, которая могла занять её место, она бы с удовольствием отошла бы в сторону.
Но заменить её неким — такова горькая правда.
Это тело подвело ее, и она проклинала его за то, что дало ей лишь одного наследника, и тот был сыном.
Одного никчемногоо мальчишку.
Тогда она молча прокляла своего единственного сына, чье семя было более плодовитым, чем ее собственное, но все же среди детей не было ни одной девочки.
Дурачьё, все они.
Слабые и не имеющие навыков, требующихся, чтобы управлять страной…неспособные предоставить то, что ей было нужно.
Если бы только слухи из прошлого подтвердились.
Если бы только она могла найти ту Единственную, выжившую, чтобы занять трон, пропавшую наследницу, которая могла стать ее приемницей.
Но даже если бы такая девочка действительно существовала, то королева должна была бы найти ее первой.
Прежде, чем враги смогли бы добраться до нее.
До тех пор, или пока не родился другой подходящий ребенок, она должна остаться у власти.
Должна оставаться в живых.
Она пристально разглядывала слуг, пока те выполняли работу, ни разу не бросив даже взгляда в направлении их королевы.
Они осознавали свое место в этом мире.
Когда ее главный советник ворвался в двери, он лишь на мгновенье привлек их внимание.
Сабара наблюдала, как он бросился вперед и низко поклонился, нетерпеливо ожидая, пока она даст разрешение снова подняться.
Она уставилась на его макушку и тянула время дольше, чем было необходимо, зная, что это доставляет ему неудобства, зная, что возраст причиняет его спине боль.
Наконец, она откашлялась.
— В чем дело, Бакстер? — растягивая слова проговорила она, тем самым подавая ему сигнал, что можно, наконец, выпрямиться.
Он бросил подозрительный взгляд в сторону прислуги, находящейся в комнате. Две пары глаз уставились в ответ.
Но, как только его слова приняли ритм Королевского языка, взгляд этих глаз метнулся вниз, прирос к полу под их ногами.
— Генерал Арноф собрал свои отряды у восточной границы. Если Королева Елена захочет примкнуть к повстанцам, её ожидает борьба. И пролитая кровь будет на её совести.
Он замолчал, но лишь для того, чтоб перевести дыхание, и продолжил.
— Но боюсь, у нас есть неприятности покрупнее.
Под внешней холодностью королева закипала от гнева.
Она не должна заниматься этим!
Она не должна выслушивать рапорты о войне, или решать, чьи отряды пойдут на бойню следующими, или гадать, как скоро повстанческие группировки займут её дворец.
Всеми этими проблемами должна заниматься новая правительница, а не дряхлая старуха.
Она посмотрела на горничную — на новенькую — и вдруг ей захотелось, чтобы девушка подняла глаза. Именно сейчас, когда ведется речь на языке, стоящем над её собственным. Осмелившись нарушить не только правила этикета, но и закон.
Девушка работала в королевской обслуге всего пару недель, но этого хватило, чтоб быть замеченной, и чтобы понять, что королева не из тех, кто прощает.
Так что она и не подумывала поднять взгляд, пристально разглядывая свои ноги.
— Ну, что стряслось? Выкладывай, зачем явился, — потребовала Сабара, зная, что он не потревожил бы её понапрасну.