В эти горькие дни Люк больше, чем в чём-либо другом, нуждался в друге, которого никак не могли заменить ему эти женщины. Он снова начал тосковать по Майку, маленькому ирландскому терьеру, который три месяца назад погиб под колёсами молоковоза. Отец предлагал завести новую собаку, но Люк отказался. Никто не заставит его забыть Майка.
Поэтому, пока тётя Элен без конца посылала телеграммы и перешёптывалась с миссис Джексон, он держался в стороне и лишь порой недоумевал:
— Почему мне нельзя поговорить с папой?
— Будь умником, Люк, — только и слышал он в ответ, сердился, и ему становилось немного легче.
До последнего дня лишь врачам разрешалось входить в спальню. Потом с доктором Болдуином позволили поговорить взволнованной и неловкой в новом коричневом платье тёте Элен. А Люк всё ждал в своей комнате. Его пугал крик козодоев, мечущихся среди деревьев и труб на крышах соседних домов, поэтому он вышел в коридор и направился к спальне отца. Он живо представлял себе каждый предмет в комнате: большое кресло у окна, затейливой резьбы кровать красного дерева, которая принадлежала ещё его бабушке, и такой же работы бюро, и когда он, вспомнив об этих вещах, ясно представил их себе, ему сразу стало легче.
Из спальни вышел аккуратный молодой врач, похожий на начинающего бизнесмена в своём солидном двубортном сером костюме.
— Люк, — взяв мальчика за руку, заговорил он таким доверительным тоном, словно они были сверстниками, — твой отец хочет поговорить с тобой. Он тебя зовёт. Но долго говорить с ним нельзя, Люк. Ясно? Такой большой мальчик, как ты, знает, как себя вести, правда?
— Да, сэр, — ответил Люк.
— Тогда пойдём, — сказал молодой врач и повёл Люка в спальню.
Но как только Люк вошёл в комнату, все знакомые предметы тотчас перестали быть знакомыми. Отец даже не повернул головы. В спальне была тётя Элен с доктором, и Люк, словно во сне, подошёл к кровати, стараясь вежливой улыбкой не только скрыть своё горе, а наоборот — убедить присутствующих, что он ничего не боится. Рука отца лежала поверх одеяла, и, увидев эту руку, Люк бессмысленным взглядом уставился на неё.
— Здравствуй, папа, — наконец робко дотронулся он до отцовской руки.
— Люк, сын… — отозвался отец. Голубые глаза его были открыты, но, должно быть, ничего не видели. Чуть повернув голову — взгляд его стал на удивление отчётлив и спокоен, — он попытался заговорить: — Люк! — задыхаясь, сказал он. — Люк! — пальцы его ухватились за руку сына. Губы чуть дрогнули, будто он хотел улыбнуться той улыбкой, которую особенно любил Люк. И как только Люк увидел эту судорожную улыбку, сразу ему пришли на память все те незначительные поступки, которые они совершали вдвоём, долгие прогулки вместе, вечера, когда отец читал ему перед сном, объяснения того или иного явления, многократно пересказанные легенды, общее мнение о том, что мир полон надежд и тайн, которые нелегко постичь. Эта улыбка свидетельствовала, казалось, по секрету о том, что силы отца ещё не иссякли, и Люк верил ей гораздо больше, нежели волнению, написанному на лице застывшей в ожидании тёти Элен, или напряжённому и всё понимающему взгляду молодого врача, который стоял в ногах кровати. Вся их с отцом жизнь мелькала у него перед глазами, жизнь вдвоём, которую ничто, казалось, не могло нарушить. Он стоял и ждал, улыбаясь чуть боязливой улыбкой.
— Люк, сын, — медленно продолжал отец, — я, может, покину тебя на время. Я исчезну… уеду… Но я буду с тобой, понятно, сынок?
— Да, папа, — прошептал Люк.
— Мне бы хотелось, чтобы ты переехал жить к тёте Элен и дяде Генри. Он очень хороший человек, Люк, добрый и будет заботиться о тебе. Мальчику полезно пожить в небольшом городке. Поезжай к ним, Люк.
— Хорошо, но только не сейчас, папа, — не согласился Люк.
— Не сейчас, но очень скоро, сынок.
— Хорошо, скоро.
— И ещё, Люк, — голос доктора стал ещё тише, казалось, он говорит издалека, прилагая ещё больше усилий, — мне бы хотелось, чтобы ты научился у дяди Генри, как нужно жить. Слушай и запоминай то, что он скажет. Хорошо, сынок?
— Хорошо, папа. Я буду учиться у дяди Генри.
— Чтобы никому не быть в тягость, — прошептал доктор и попытался повернуть голову. Он посмотрел на жену своего брата, и она быстро-быстро закивала головой. — Генри умеет жить, он всегда умел, правда, Элен?
— Конечно, конечно, — поспешила согласиться она.
После долгого молчания доктор Болдуин прошептал:
— Люк, ты ещё здесь?