Точнее, я была уверена, что мой поступок разобьет ей сердце.
Я написала длинное письмо, в котором объяснила, что чувствую. Мама оберегала меня от окружающего мира на протяжении восемнадцати лет, но теперь я стала совершеннолетней, и мне больше не требовалась защита. Мне требовалась свобода.
В последнее время мне стало трудно выражать чувства словами. Письмами легче.
Если бы я не встретила Аклис, то сейчас уже поступила бы в местный экономический университет в получасе езды от дома на надежную и скучную специальность. Стала бы специалистом по финансовому планированию с постоянным графиком и окладом, или вроде того.
Точнее, моя мама думает, что я так и сделала, и поэтому устроилась официанткой на все лето. Чтобы скопить денег на первый семестр обучения. У меня так и не хватило совести признаться ей в правде.
Она будет невероятно разочарована.
Ослабевшими руками я опустила чашку с кофе на стол и оставила на поверхности влажные разводы. Заметив, я поспешила стереть их рукавом. Часы на кухне задорно тикали. Они продолжали тикать, даже когда я поднялась в комнату, чтобы упаковать оставшиеся вещи, и спустилась назад за второй кружкой кофе. Тревога заполнила легкие, и дыхание стало глубоким.
Где же она? Мама уже должна была вернуться с работы. За рулем она никогда не брала трубку, поэтому, когда гудки на телефоне остались без ответа, я решила, что она уже едет домой.
Оставалось все меньше времени до отъезда. Последний автобус уходил в шесть вечера.
Чтобы успокоить нервы, я запустила стирку со старым пледом и маминой одеждой. Я смотрела, как крутится барабан, и покусывала губы.
Телефон звякнул, но на экране высветилось имя Аклис.
«Я хочуууу умереть. Голова болит ЖУТЬ!!!»
«Ах, тусовщица:)» — быстро напечатала я.
«Надеюсь, я немного отойду к вечеру. Увидимся в пять?»
Ответив смайликом с вытянутым вверх большим пальцем, я еще раз проверила пропущенные звонки. Пусто.
Что-то грохнуло со стороны крыльца. Последовал знакомый топот. Я облегченно выдохнула и побежала вниз. Мама, должно быть, устало взбиралась на крыльцо после долгой смены в госпитале. Я распахнула дверь, ожидая застать ее, согнувшуюся перед дверью в поисках ключей, которые она опять выронила. Я ожидала увидеть на крыльце полные пакеты, ведь она наверняка задержалась, потому что заехала после работы в продуктовый магазин. Но багажник был закрыт, машина пустовала, а пакеты прислонились к заднему колесу. Газировка лопнула и потекла из пакета на землю. Подозрение сбросило якорь.
Послышался шум позади дома, и я побежала туда. Голоса стали разборчивее, как только я приблизилась к старым качелям на заднем дворе. Застыв на месте, я не придумала ничего лучше, кроме как скрыться за ними. Укрытие было абсолютно ненадежным, но, кажется, мамин собеседник меня не замечал.
Одет он был на удивление странно. Я взмолилась, чтобы это не был очередной мамин ухажер. Не очень хотелось наблюдать за их личной ссорой, подсматривая из-за качелей.
— Тамала, на этот раз тебе не сбежать, — ехидно улыбнулся он и приблизился. — Ты знаешь, что случается с такими, как ты.
Из ниоткуда второй мужчина вырос позади нее и что-то тихо сказал.
Мама вздрогнула, словно ей дали пощечину. Я потянулась в карман за телефоном, чтобы вызвать полицию, но, ощупав карманы на заднице, поняла, что оставила его в доме. Хотелось выругаться, но времени не было. Мужчины продолжали кричать что-то маме об ошибках и тайнах, а ее лицо превратилось в бледное полотно.
— Твои тени подавлены и тебе не помогут. Я это чувствую, — сказал один из них и принюхался к маминой шее.
Я быстро сосчитала до трех и оторвалась от качелей. Может, они удивятся, если поймут, что драться придется двое на двое? Я мысленно усмехнулась сама над собой. Мои навыки защиты оставляли желать лучшего. Зато я быстро бегала и могла их отвлечь.
Прежде чем я успела сделать шаг, один из мужчин ударил маму по голове, и она ничком упала на землю, словно мешок с картошкой. Я зажала рот руками, чтобы не выдать себя удивленным криком. Ее грудь размеренно вздымалась.
Мужчина вытащил из ножен на спине меч, а затем разрезал им воздух. Огромная дыра зияла перед ним в воздухе, переливаясь, как огромный кусок черной фольги. Синеватая по краям, эта брешь вела в никуда, в бесконечную пустоту. Незнакомец шагнул к ней, а спустя секунду скрылся в темноте. За ним последовал и его помощник.