Одно только звучание его имени словно мечом отсекает конечность.
Я ошеломленно киваю, все еще не веря в то, как сильно изменилась моя жизнь за последние двенадцать часов. — А как же мои вещи?
Мой брат хмурится. — Забудь о своем дерьме. София упакует их и отправит тебе домой.
Когда я поворачиваюсь к Софии, по ее щекам текут слезы. Мы крепко обнимаемся, плачем, брат вздыхает позади нас.
Когда я отстраняюсь, я вытираю лицо тыльной стороной ладони. — Тебе лучше не забывать обо мне.
— Ты будешь моим телефонным звонком каждое воскресенье, — говорит она, и мы снова прижимаемся друг к другу.
— Мира, нам пора идти, — говорит мой брат, хватая меня за руку.
Я позволяю ему оттащить меня от Софии и бросаю на нее последний взгляд, прежде чем оказаться в коридоре.
Выход из здания и прогулка по кампусу проходят как в тумане. Людей вокруг нет, потому что еще очень рано. Двое парней Антонио идут позади нас. Я сомневаюсь, что о том, что я сделала, всем известно — это не тот случай, когда Коста или моя семья хотят, чтобы об этом узнали.
Мы молча идем по длинной извилистой дороге, ведущей к воротам. Когда мы подходим к воротам, я вижу, что на другой стороне нас поджидает черный внедорожник. Охранники, видимо, ждут нас, потому что большие железные ворота медленно открываются при нашем приближении, но охранники остаются в караульном помещении.
Антонио останавливает нас, когда мы уже подходим к границе между школой и реальным миром. — Постарайтесь не волноваться. Мы с папой все уладим.
Я хмурюсь, понимая, что он имеет в виду то, что я каким-то образом останусь в живых. Только меня беспокоит предательство, которое сейчас чувствует Марсело. Ни Антонио, ни отец не понимают, как я могу переживать за кого-то другого. Может быть, Марсело прав. Может быть, у меня нет того, что нужно, чтобы выжить в нашем мире.
— Прости, что втянула тебя в это.
Я с трудом выговариваю слова, сжимая горло.
Я не могу поверить, что это конец. Я навсегда покидаю Академию Сикуро. Я бросаю последний взгляд на высокие деревья, на железные ворота с заваренной Академией Сикуро. Некоторые из высоких зданий виднеются над верхушками деревьев. Я буду скучать по этому месту, хотя и называл его своим домом всего несколько месяцев.
— Мы обсудим это позже. Сейчас первоочередная задача — спасти тебя. Отец будет ждать тебя, когда ты приземлишься в Майами.
— Спасибо за все.
Я обнимаю его, и он крепко отвечает.
— Для этого и нужны старшие братья.
Мы расходимся, и я иду к внедорожнику, опустив голову. Солнце еще не взошло, но уже заглядывает за горизонт. Я останавливаюсь и машу брату рукой, после чего открываю дверь и забираюсь на заднее сиденье, закрывая за собой дверь.
Я моргаю, но мой мозг не успевает воспринять открывшуюся передо мной картину. На водительском сиденье сидит человек с пистолетом, направленным на меня, а водитель, один из парней моего отца, скорчился на пассажирском сиденье с очевидной пулей в виске.
Я открываю рот, чтобы закричать, но прежде чем из него вырывается хоть один звук, он говорит. — Не делай этого. Мне ничего не стоит перевести пистолет на твоего брата и застрелить его.
Я захлопываю рот и смотрю через тонированное окно на брата, который все еще стоит по ту сторону открытых ворот.
В этот момент я узнаю голос и лицо. Человек, направивший на меня пистолет, — дядя Марсело.
У меня защемило в груди. Похоже, Марсело передумал. Он предпочел бы, чтобы я умерла.
39
МАРСЕЛО
Все вокруг затянуто дымкой. Я прищурился и потянулся к телефону. Семь часов утра. Я хватаю подушку и переворачиваюсь. Я не намерен вставать раньше полудня, особенно с этим убийственным похмельем.
И тут меня настигает томительный запах шампуня Мирабеллы, въевшийся в подушку, и в памяти всплывают события прошлой ночи. Всего двадцать четыре часа назад ее миниатюрное тело было прижато к моему. Мои руки лежали на ее сиськах, большие пальцы играли с ее сосками. Она стонала и извивалась подо мной. Теперь же я ни за что не смогу ей больше доверять.
Я перевернулся на спину и уставился в потолок. Я привык к тому, что все происходит быстро и реагировать нужно мгновенно, и если бы кто-то, кроме Мирабеллы, убил моего отца и пытался убить меня, он был бы уже мертв.
В дверь стучат кулаком. — Открой, блядь, дверь!